Книга Капитан Памфил, страница 38. Автор книги Александр Дюма

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Капитан Памфил»

Cтраница 38

Так вот, первой заботой капитана Памфила, после того как он выгодно сбыл в Гавре свою треску, а в Париже — своих медвежат, было начать приготовления к тринадцатому путешествию, обещавшему принести ему не менее верную удачу, чем двенадцать предыдущих. Вследствие этого, полагаясь на прошедшие события (счастливый исход их он мог оценить сам), капитан сел в карету на улице Гренель-Сент-Оноре, приехал в Орлеан, остановился в гостинице «Торговая», где на обычные вопросы хозяина ответил, что он член Института, отделения исторических наук, и прибыл в главный город департамента Луаре с целью произвести изыскания об истинном правописании фамилии Жанны д’Арк, которую одни пишут через «г», другие — через «х», не считая тех, кто, подобно ему самому, пишет эту фамилию через «к».

В то время, когда все великие умы обратились к историческим исследованиям, подобный предлог должен был показаться жителям Орлеана вполне правдоподобным; спорный вопрос в самом деле был достаточно важным для того, чтобы Академия надписей и изящной словесности всерьез занялась его исследованием и направила одного из наиболее выдающихся своих членов для изучения этой проблемы; вследствие этого знаменитый путешественник в самый день своего прибытия был представлен хозяином гостиницы члену муниципального совета, который на следующий день представил его помощнику мэра, тот еще через день представил его самому мэру, а последний в свою очередь на той же неделе представил его префекту; префект, польщенный честью, оказанной в его лице всему городу, пригласил капитана на обед, чтобы тот мог быстро и уверенно разрешить этот великий вопрос при помощи последнего потомка Бертрана де Пелонжа, который, как известно каждому, сопровождал Жанну д’Арк из Домреми в Шинон, а из Шинона — в Орлеан, где он и женился; род его продолжился до наших дней и теперь сияет во всем своем великолепии в лице Иньяса Николá Пелонжа — оптового торговца спиртным, обосновавшегося на площади Мартруа, старшего сержанта национальной гвардии и члена-корреспондента академий в Каркасоне и Кемпер-Корантене; что касается упразднения частицы «де», подобно Кассию и Бруту блистающей своим отсутствием, г-н де Пелонж-отец принес ее в жертву народному делу в ту знаменитую ночь, когда г-н де Монморанси сжег свои дворянские грамоты, а г-н де Лафайет отказался от титула маркиза.

Достойному капитану выпала удача, на какую он и не рассчитывал; легко догадаться, что гражданин Иньяс Николá Пелонж, старший сержант национальной гвардии и оптовый торговец спиртным, был высоко им оценен не за славу, доставшуюся ему от предков, но приобретенную им лично: гражданин Иньяс Николá Пелонж был известен крупными поставками уксуса и водки не только в пределах Франции, но и за границей. Мы знаем, какую нужду испытывал капитан Памфил в большой партии спиртного, поскольку он был связан обязательствами с Утавари и Утаваро доставить одному полторы тысячи, другому — три тысячи бутылок в обмен на равное количество слоновых бивней, поэтому он с благодарностью принял приглашение господина префекта.

Обед был поистине академическим. Сотрапезники, знавшие, с каким человеком они имеют дело, явились, вооружившись всеми сокровищами местной эрудиции, и каждый обладал таким множеством неопровержимых доказательств в поддержку собственного мнения, что, когда подали десерт, сторонники Вильгельма Жестокого и сторонники Пьера де Фенена чуть было не начали швырять друг в друга казенными тарелками, если бы капитан Памфил не примирил все эти взгляды, предложив каждой из сторон направить диссертацию в Институт и пообещав Монтионовскую премию в две тысячи франков и крест Почетного легиона во время раздачи премий 27, 28 и 29 июля тому, чье мнение возьмет верх.

Это предложение было принято с восторгом, и префект, поднявшись, предложил тост в честь уважаемой корпорации, оказавшей городу Орлеану такую любезность — прислать одного из самых выдающихся своих членов, чтобы, обратившись к местным первоисточникам, почерпнуть в них один из лучей того света, которым озаряет мир парижское солнце.

Капитан Памфил встал и, со слезами на глазах, голосом, выдававшим его волнение, ответил от имени корпорации, к которой принадлежал, что, если Париж — солнце науки, то Орлеан, благодаря сведениям, только что полученным им, а он незамедлительно передаст эти сведения своим прославленным коллегам, — Орлеан не преминет вскоре быть провозглашенным ее луной. Сотрапезники хором заверили его, что в этом и состоит предел их мечтаний и, едва их чаяния осуществятся, департамент Луаре будет самым выдающимся из всех восьмидесяти шести департаментов; после этого префект, положа руку на сердце, сообщил гостям, что он ко всем питает нежные чувства, и пригласил их перейти в гостиную и выпить кофе.

Именно этой минуты ждал каждый, чтобы обольстить капитана Памфила; никто не пренебрегал влиянием, которое столь выдающийся ученый, во время обеда проявивший такую обширную эрудицию, должен был иметь на решения своих коллег; впрочем, он ловко намекнул, что, вероятно, будет назначен докладчиком в комиссии и на этом основании голос его будет иметь большой вес. Поэтому его сосед справа, не дав ему продолжить путь к двери гостиной, увлек его в первый попавшийся угол столовой и поинтересовался, как ему понравился изюм. Капитан Памфил, ничего не имея против этого достойного уважения лакомства, всячески его расхвалил; в ответ сосед справа взял капитана за руку, пожал ее в знак единомыслия и спросил у него адрес. Достойный ученый ответил, что его научное местожительство в Институте, но действительное местопребывание — в Гавре, куда он перенес свою резиденцию с целью иметь возможность более непосредственно наблюдать за приливами и отливами, и что в этот порт ему можно направлять всевозможные послания на адрес его брата Памфила, капитана торгового брига «Роксолана».

То же самое повторилось с соседом слева, улучившим минутку, когда докладчик комиссии освободился; сосед слева был весьма уважаемым кондитером, и он с не меньшим интересом, чем проявил его сосед-бакалейщик, поинтересовался, по вкусу ли капитану Памфилу конфеты и варенья. Капитан ответил, что Академия являет собой весьма охочую до лакомств корпорацию, и в доказательство своего утверждения соблаговолил поведать следующее: почтенная ассамблея собирается каждый четверг под явным предлогом обсуждения вопросов науки или литературы, но на самом деле эти заседания при закрытых дверях не имеют другой цели, кроме того, чтобы, поедая сухое варенье из роз и попивая винцо из красной смородины, убедиться в том, какие успехи делает искусство Миллело и Танрадов; впрочем, с некоторых пор Академия заметила злоупотребление централизацией в отношении кондитерского дела; при этом овернский мармелад и миндальные пирожные из Марселя были признаны заслуживающими академического поощрения; лично он был счастлив убедиться на собственном опыте, что варенье из Орлеана, о котором он до сего дня ничего не слышал, ни в чем не уступает вареньям из Бара и из Шалона; он не преминет поделиться этим открытием с Академией на одном из ближайших ее заседаний. Сосед слева пожал руку капитану Памфилу и поинтересовался его адресом, и капитан Памфил, дав ему тот же ответ, что и соседу справа, обрел, наконец, свободу и смог войти в гостиную, где его ждал префект, чтобы выпить кофе.

Хотя капитан был достойным ценителем аравийского боба, а тот, чей жидкий пламень он вкушал, прибыл, как ему показалось, прямо из Мокки, все похвалы он приберег для сопровождавшего кофе стаканчика водки, которую он сравнил с лучшим коньяком, какой ему когда-либо доводилось пробовать.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация