Пятнадцать посвященных сели; одно место осталось незанятым: это было место представителя Ганновера.
— Братья, — сказал председатель, — нам предстоит принять нового члена и жребием выбрать того, кто из нас станет мстителем. Начнем с приема, а затем проведем жеребьевку. Кто попечитель нового брата?
— Я, — сказал Шлик, вставая.
— Кто ты?
— Баден.
— Хорошо, пусть двое самых молодых братьев сходят за вновь вступающим в общество.
Каждый из посвященных назвал свой возраст, затем двое самых молодых братьев, представляющих Баварию и Тироль — одному из них было двадцать лет, другому двадцать один, — встали и пошли за неофитом, вскоре появившимся за решеткой, где его уже ждал поручитель; глаза его были завязаны.
Те, что привели вновь вступающего, заставили его сделать четыре или пять шагов в зал, потом отошли в сторону и сели на свои места.
Около него остался только его поручитель.
Наступило глубокое молчание, глаза всех членов были устремлены на неофита; затем в глубокой тишине раздался голос председателя, спрашивающего повелительным тоном:
— Брат, который час?
— Час, когда господин бодрствует, а раб спит, — ответил вновь вступающий.
— Назовите его.
— Я не слышу время с тех пор, как часы отсчитывают его для господина.
— Когда вы его услышите?
— Когда он разбудит раба.
— Где господин?
— За столом.
— Где раб?
— На земле.
— Что пьет господин?
— Кровь.
— Что пьет раб?
— Свои слезы.
— Что вы хотите сделать с ними обоими?
— Я хочу посадить раба за стол, а господина уложить на землю.
— Вы господин или раб?
— Ни то ни другое.
— Кто же вы?
— Я еще никто, но надеюсь кем-то стать.
— Кем?
— Зрящим.
— Вы знаете, чем занимаются зрящие?
— Я узнáю это.
— Кто вас этому научит?
— Бог.
— У вас есть оружие?
— У меня есть вот эта веревка и кинжал.
— Что означает эта веревка?
— Символ нашей силы и нашего союза.
— Кто вы есть по этому символу?
— Я одна из нитей этой веревки, которые союз сблизил, а сила скрутила.
— Зачем вы взяли эту веревку?
— Чтобы вязать и стягивать.
— А зачем кинжал?
— Чтобы разрезать и разъединять.
— Вы готовы поклясться, что воспользуетесь этой веревкой и этим кинжалом против любого обвиняемого, чье имя будет вписано в кровавую книгу?
— Да.
— Поклянитесь.
— Клянусь!
— Но вы сами обречены быть повешенным или убитым кинжалом, если преступите клятву, которую принесли на мече и кресте.
— Я обрекаю себя на это.
[3]
— Ну хорошо, вы приняты в число друзей Тугендбунда. А теперь ваше право — смотря по тому, насколько доверчиво или недоверчиво ваше сердце, — остаться в маске или снять ее.
Молодой человек, не колеблясь, одним движением снял свою повязку и маску, одновременно сбросив и плащ.
— Кто ничего не боится, — сказал он, — может с открытым лицом и смотреть и быть увиденным.
Перед всеми предстал красивый молодой человек с военной выправкой, двадцати пяти-двадцати шести лет, с голубыми глазами, русыми волосами и усами того же цвета. Он был одет в полный студенческий костюм, хотя, по всей видимости, оставил университетскую скамью уже несколько лет тому назад.
Но в тот миг, когда глаза всех были устремлены на него, бронзовая дверь, закрывающая выход, проделанный в центральной опоре моста, внезапно открылась и перепуганный семнадцатый член общества, представляющий Ганновер и стоявший на часах снаружи, вошел в зал.
— Братья, — сказал он, — мы пропали!
— Что такое? — спросил председатель.
— Дело в том, что более ста человек проникли в развалины; они назвали мне пароль, и я, следовательно, принял их за братьев. А может быть, это враги, готовые нас окружить?
— Почему вы так думаете?
— Прежде всего потому, что вас здесь только шестнадцать.
— И еще?..
— А еще, когда меня сменили, я, в свою очередь, зашел в развалины, но, вместо того чтобы спуститься вниз, я, подозревая измену, спрятался за выступ стены и следил за тем, кто меня сменил, — он не из наших. Через какое-то время группа примерно из пятидесяти человек, хорошо вооруженная, подошла к нему. По его приказу группа скрылась в развалинах, а часовой свободно пропустил ее вместе с их начальником. Тогда я кинулся предупредить вас и надеюсь, пришел вовремя, если даже не спасти вас, то, по крайней мере, чтобы умереть вместе с вами… К оружию, братья! К оружию!
Возникло ужасное смятение, каждый подбегал к небольшому арсеналу и выбирал подходящее оружие. Среди этой суматохи Шлик подошел к вновь вступившему и быстро сказал ему:
— Наденьте маску, и попытаемся бежать: в зале есть несколько выходов.
— Я надену маску, но убегать не буду, — ответил молодой человек.
— Тогда вооружитесь и сражайтесь!
Молодой человек бросился к груде оружия, но, пока он разговаривал со Шликом, хотя это и было недолго, его соратники уже разобрали ружья и пистолеты, так что ему досталась только шпага.
В это время со стороны опоры моста послышался лязг оружия, а через бронзовую дверь, которую представитель Ганновера в спешке плохо закрыл, показались острые угрожающие штыки.
— Огонь! — крикнул председатель.
Десять членов повиновались, но вместо выстрелов послышался только сухой треск стали о кремень и сверкнули искры.
— Нас предали! — закричали студенты. — Ружья разряжены. К потайным дверям, братья! К потайным дверям!
И члены общества, предвидя опасность, бросились к разным местам обивки, но она вдруг разорвалась в пяти или шести местах и через каждую дыру сверкнуло оружие.
Студенты остановились, огляделись и увидели, что они окружены кольцом штыков; сто пятьдесят солдат, одетых в баварскую форму, окружили их.
