Еду принесла официантка, одетая в белый спортивный
нейлоновый костюм. По его расчетам, ей должно было быть лет триста. Может быть,
триста четыре. Вес в том же районе. Над левой грудью у нее была приколота
маленькая карточка, на которой было написано:
ГЕЙЛ
Спасибо вам за то, что вы предпочитаете ресторан «У Ники»
Том получил свой ростбиф, плавающий животом вверх в полной
тарелке подливки. Он заказал два чизбургера, слегка недожаренных, и порцию
французской жареной картошки. Он знал, что чизбургеры будут превосходно
приготовлены. Он уже ел у Ники раньше. Новый участок 784-й автострады
промахнулся мимо Ники на полквартала.
Они принялись за еду. Том завершил свое выступление по
поводу вчерашней игры и спросил его об уотерфордском заводе и о встрече с
Орднером.
– Я заключу сделку в четверг или в пятницу, – сказал он.
– Я думал, что исключительное право покупки истекает во
вторник.
Он повторил свою историю про то, как Том Мак-Ан решил
отказаться от уотерфордского завода. Как-то неприятно было лгать Тому
Гренджеру. Он знал Тома в течение семнадцати лет. Том не был слишком умен.
Обмануть его было легко, это не требовало особой сноровки.
– Вот оно что, – сказал Том, когда он закончил объяснения, и
тема тем самым была закрыта. Он подцепил вилкой кусок ростбифа, отправил его в
рот и недовольно сморщился. – И чего мы сюда притащились? Еда здесь
препоганейшая. А кофе – просто моча. Даже моя жена и то лучше варит кофе.
– Не знаю, – сказал он и, воспользовавшись благоприятным
случаем, спросил:
– Кстати, ты помнишь, когда открылся этот новый итальянский
ресторан? Мы еще ходили туда с Мэри и Верной.
– Да, в августе. Верна до сих пор бредит этой рикоттой… Нет,
не так… Ригатони. Точно, так они и называют эту штуку. Ригатони.
– А помнишь, рядом с нами сидел такой большой парень?
Большой, жирный парень?
– Большой, жирный… Том жевал ростбиф, пытаясь вспомнить.
Потом он покачал головой.
– Ты еще сказал, что он мошенник.
– Ааааа. – Глаза его расширились. Он отодвинул тарелку,
закурил «Херберт Тэрейтон» и бросил обуглившуюся спичку в тарелку, где она
пустилась в плаванье в море подливки. – Да, верно. Салли Мальоре.
– Так его зовут?
– Да, верно. Огромный парень в очках с толстыми стеклами.
Девять подбородков. Сальваторе Мальоре. Похоже на название какой-нибудь особой
услуги в итальянском борделе, точно? Салли Одноглазый – так его обычно
называли, из-за катаракты на одном глазу. Он удалил ее в клинике Майо три или
четыре года назад. Да, это действительно крупный мошенник.
– А чем он занимается?
– А чем они все занимаются? – переспросил Том, стряхивая
пепел в тарелку. – Торговля наркотиками, контроль над проституцией,
сомнительные капиталовложения, вымогательство. И убийство других мошенников.
Читал в газете? На прошлой неделе. Нашли какого-то парня в багажнике его
собственной машины, запаркованной за бензозаправкой. Шесть выстрелов в голову,
и глотка перерезана. Знаешь, это просто смешно. Ну какого хрена резать парню
глотку, всадив ему перед этим шесть пуль в башку? Организованная преступность –
вот чем занимается этот Одноглазый.
– А у него есть какой-нибудь законный бизнес для прикрытия?
– Да, я думаю, что есть. В районе Взлетной Полосы, за
Нортоном. Машины там продает. Подержанные машины Мальоре с гарантией. По трупу
в каждом багажнике. – Том рассмеялся и снова стряхнул пепел в тарелку. Гейл
вернулась и спросила, не хотят ли они еще кофе. Оба заказали еще по чашечке.
– Я наконец-то сегодня раздобыл эти болты с чекой для двери
бойлерной, – сказал Том. – По внешнему виду очень похожи на мой член.
– Серьезно?
– Да, ты бы посмотрел на этих сукиных детей. Девять дюймов в
длину и три в диаметре.
– Прости, так ты, наверно, о моем члене говорил, – сказал
он. Оба они расхохотались и все оставшееся время проговорили о работе.
В тот день он сошел с автобуса на улице Баркер и отправился
в «Дункан» – тихий бар по соседству. Он заказал себе пиво и некоторое время
слушал дункановский треп об игре «Мустангов» с «Боевыми Конями». Откуда-то из
глубины бара подошел человек и сказал Дункану, что игровой автомат не желает
работать как следует. Дункан отправился поглядеть, в чем дело, а он продолжал прихлебывать
свое пиво и смотреть телевизор. По телеку шла мыльная опера, и две женщины
заунывными, предсмертными голосами разговаривали о мужчине по имени Хэнк. Хэнк
должен был вот-вот вернуться домой из колледжа, а одна из женщин только что
обнаружили, что Хэнк – ее сын, результат неудачного эксперимента, случившегося
с ней после поступления в университет двадцать лет назад.
Фредди попытался, было, вставить словечко, но Джордж быстро
заткнул ему рот. Прерыватель сегодня работал неплохо. С самого утра.
Вот именно, шизофреник, ты гребаный! – завопил Фредди, и
тогда Джордж просто сел на него. Иди, торгуй своими газетами где-нибудь в
другом месте, Фредди. А здесь ты – персона нон грата.
– Разумеется, я ничего ему не скажу, – проговорила одна из
женщин в телевизоре. – Интересно, как ты себе вообще это представляешь?
– Просто… Скажи и все, – отвечала другая.
– Но почему я должна ему это сказать? Почему я должна ломать
его жизнь из-за того, что случилось двадцать лет назад?
– Ты собираешься ему солгать?
– Я просто ничего ему не скажу.
– Но ты должна ему сказать.
– Шэрон, я не могу позволить себе так поступить.
– Если ты не скажешь ему, Бетти, то мне придется все
рассказать ему самой.
– Эта гребаная машина разгребалась к гребаной матери, –
сказал Дункан, возвращаясь обратно. – Она сидела занозой у меня в заднице с тех
самых пор, как ее тут поставили. И что мне теперь делать? Звонить в гребаную
компанию «Автоматик Индастриз»? Ждать двадцать минут, пока какой-нибудь
мудозвон-секретарь не соединит меня с нужным номером? А потом слушать, как
какой-нибудь парень будет рассказывать мне, что они чертовски заняты, но, тем
не менее, постараются прислать в среду механика. В среду! Да этот парень, у
которого весь ум ушел в задницу, покажется только в пятницу, выпьет бесплатного
пива на четыре доллара, починит, что там сломалось, а то еще и подпортит там
внутри какую-нибудь штуку, чтобы вышла из строя через пару недель, и скажет
мне, чтобы я не позволял ребятам катать шары с такой силой. Раньше у меня был
обычный кегельбан. Вот это было здорово. Он почти никогда не ломался. Но
прогресс не стоит на месте. Если я еще буду здесь в 1980-ом, они, наверное,
уберут отсюда игровые автоматы и поставят машинки для автоматического минета.
Будешь еще пива?
