– Этот коммивояжер, – сказала она, – он женат уже
четырнадцать лет. Он все повторял это, когда обнимал меня. Четырнадцать лет,
Шэрон, – твердил он, – целых четырнадцать лет. Кончил он примерно через
четырнадцать секунд. – Она издала отрывистый печальный смешок.
– Значит, тебя зовут Шэрон?
– Нет, это, наверное, имя его жены.
Он свернул к обочине.
– Что ты делаешь? – спросила она. В ее голосе вновь зазвучали
нотки недоверия.
– Ничего особенного, – сказал он – Это входит отдельным
пунктом в программу возвращения домой. Выходи, если хочешь. Я тебе кое-что
покажу.
Они вышли из машины и поднялись на смотровую площадку,
абсолютно пустынную. Он обхватил голыми руками холодную железную трубу
ограждения и посмотрел вниз. Три последних рабочих дня они укладывали слой
гравия. Сегодня они закончили эту работу и принялись за следующий слой.
Брошенные машины – грузовики, бульдозеры, экскаваторы – неподвижно стояли в
тишине наступивших сумерек, словно музейные экспонаты динозавров. Вот стоит
стегозавр-вегетарианец, а вот плотоядный трицератопс – устрашающий дизельный
бульдозер-землеед. Ну что ж, приятного аппетита.
– Что ты об этом думаешь? – спросил он у нее.
– А что, я что-то должна об этом думать? – ответила она
вопросом на вопрос, пытаясь понять, чего он от нее хочет.
– Да, должна.
Она пожала плечами.
– Обычные дорожные работы – и что с того? В городе, где я,
скорее всего, больше не окажусь ни разу в жизни, строят дорогу. Что я могу по
этому поводу сказать? Выглядит отвратительно…
– Отвратительно, – повторил он удовлетворенно.
– Я выросла в Портленде, штат Мэн, – сказала она. – Мы жили
в большом многоквартирном доме, а через дорогу построили огромный универсальный
магазин…
– Они снесли что-нибудь на этом месте?
– Что?
– Я спрашиваю…
– Да, нет. Это был просто пустой участок, за которым было
большое поле. Мне было шесть или семь лет. Я думала, что они будут там вечно
рыть, греметь и тарахтеть. И я тогда подумала… Странная, конечно, мысль… Так
вот, я подумала, бедная, старая земля, они словно ставят ей огромную клизму, и
никто даже не догадался спросить у нее, нужно ли ей это и не больно ли ей. У
меня в тот год была какая-то кишечная инфекция, так что я была большим
специалистом по клизмам.
– Вот оно что, – сказал он.
– Мы отправились туда как-то в воскресенье, когда никто там
не работал, и было почти как сейчас – тихо, очень тихо, как перед человеком,
который умер у себя на кровати. Они заложили уже часть фундамента, и из цемента
торчали эти желтые металлические штыри… Не знаю, как они там называются. А еще
было полно всяких труб и мотки проводов в чистой полиэтиленовой обертке, и
вокруг – много-много грязи, сырой грязи. Странное, конечно, выражение – никто
никогда не слышал о вареной грязи, но эта выглядела именно сырой. Мы там принялись
играть в прятки, а потом пришла моя мать и застукала нас. Ох, и досталось же
нам с моей сестрой. Мать запретила нам ходить на стройку и сказала, что
маленьким детям там угрожает большая опасность. Моей младшей сестре было всего
лишь четыре года, и она чуть все глаза себе не выплакала. Странно сейчас все
это вспоминать. Может быть, сядем обратно в машину? А то я замерзла.
– Конечно, – ответил он, и они вернулись к машине. По дороге
она снова заговорила:
– Я была уверена, что никогда они там ничего не сумеют
построить, а потом вдруг универсальный магазин вырос, как гриб после дождя. Я
даже помню день, когда они заасфальтировали автостоянку. Через несколько дней
пришло несколько рабочих, и они разметили стоянку желтыми линиями. А потом было
большое торжество, и какой-то высокопоставленный засранец перерезал ленточку, и
все стали ходить в этот магазин, словно он всегда там стоял и никто его никогда
и не строил. Магазин назвали Торговым Центром «Мамонт». Моя мама часто туда
ходила за покупками. Иногда, когда она брала с собой меня и Энджи, я думала об
этих оранжевых штырях, которые высовываются из цемента там, в подвале. Это было
что-то вроде тайной мысли, которой я ни с кем не могла поделиться.
Он кивнул. Он многое знал о тайных мыслях.
– А почему ты вообще спросил об этом строительстве? Оно
как-то тебя затрагивает?
– Да, но я еще не знаю насколько, – ответил он.
Он собирался разогреть готовые обеды в упаковке, но она
заглянула в морозильную камеру и обнаружила там большой кусок мяса. Она
сказала, что поджарит его, если он, конечно, сможет немного потерпеть.
– Конечно, – сказал он. – Сам я все равно не знаю, как
готовить мясо и при какой температуре.
– Вам не хватает вашей жены?
– Очень.
– Потому что вы не знаете, как приготовить мясо? – спросила
она, но он оставил ее вопрос без ответа. Она поджарила картошку и разогрела
мороженую кукурузу. Ели они на кухне. Она съела четыре жареных куска мяса, две
порции картошки и две порции кукурузы.
– Давно я так не ела, не меньше года, – сказала она,
закуривая сигарету и глядя в пустую тарелку. – Чуть живот не лопнул.
– А что ты ела?
– Собачье печенье.
– Что?
– Собачье печенье.
– Да-а.
– Оно дешевое, – сказала она. – И им быстро наедаешься. А
еще там много питательных веществ и разных витаминов. Так на коробке написано.
– Питательные вещества, так твою растак. Да у тебя прыщи
пошли от этого печенья, девочка моя. Ты уже слишком взрослая, чтобы ходить с
прыщами на морде. Иди-ка сюда.
Он повел ее в столовую и открыл посудный шкаф Мэри. Он
достал оттуда серебряную супницу и вытащил из нее пачку денег. Глаза ее
расширились.
– Кого это ты ограбил?
– Свою страховую компанию. Вот, держи. Здесь двести
долларов. Будешь тратить их на еду.
Но она даже не притронулась к деньгам.
– Ты чокнутый, – сказала она. – Интересно, что ты
рассчитываешь от меня получить за эти деньги?
– Ничего. Она засмеялась.
– Хорошо. – Он положил деньги на буфет и поставил серебряную
супницу обратно. – Если утром ты не возьмешь эти деньги, я спущу их в унитаз.
Честно говоря, он не собирался этого делать. Она посмотрела
ему в лицо. – Знаешь, по-моему, ты вполне на это способен.
Он ничего не ответил.
– Посмотрим, – сказала она. – Утром.
– Утром, – эхом отозвался он.
