В настоящий момент она наблюдала за разговором Мерва
Гриффина со знаменитостью. Знаменитостью на этот раз был Лорн Грин, который
рассказывал о своем новом полицейском сериале под названием «Гриф». Лорн
говорил Мерву о том, что он в восторге от своей работы на этом шоу. Он подумал,
что вскоре на экран должна вылезти какая-нибудь никому не ведомая негритянская
певичка и спеть песенку. Что-нибудь вроде: «Я оставила свое сердце в
Сан-Франциско».
– Привет, Мэри, – сказал он.
– Привет, Барт.
На столе была свежая почта. Он бегло просмотрел ее. Письмо
Мэри от ее слегка ненормальной сестры из Балтимора. Счет за кредитную карточку
«Гаф» – тридцать восемь долларов. Информация о чековом свете: в графе «дебет» –
49 пунктов, в графе «кредит» – 9, баланс – 954 доллара 47 центов. Хорошо, что в
оружейном магазине он воспользовался «Америкэн Экспресс».
– Кофе горячий, – сказала Мэри. – Или ты хочешь чего-нибудь
выпить?
– Выпью, пожалуй, – сказал он. – Сиди, я сделаю себе сам.
Еще три конверта: извещение из библиотеки с просьбой сдать
просроченную книгу. «Лицом к лицу со львами» Тома Уикера. Уикер выступал в шоу
«Ротари Ланчен» с месяц тому назад, и он оказался самым удачным собеседником за
долгие годы.
Письмо от Стивена Орднера, занимающего важный пост в
«Амроко» – корпорации, которая почти полностью поглотила «Блу Риббон». Орднер
просил его зайти, чтобы обсудить уотерфордскую сделку – подойдет ли пятница,
или же он собирается уехать на День Благодарения? Если да, то пусть позвонит.
Если нет, то пусть приводит с собой Мэри. Карла всегда рада возможности
повидаться с Мэри и вдоволь посплетничать и так далее и тому подобное… И еще
одно письмо от управления дорожного строительства.
Он долго смотрел на него в тусклом послеполуденном свете,
едва проникающем через окна, а потом положил всю почту на буфет. Он сделал себе
виски со льдом и пошел со стаканом в гостиную.
Мерв все еще продолжал свою болтовню с Лорном. Цвета нового
«Зенита» были не просто великолепны – они обладали чуть ли не магическим
действием. Если да, то пусть позвонит. Если наши межконтинентальные
баллистические ракеты так же хороши, как и наши цветные телевизоры, – подумал
он, – то в один прекрасный день должно здорово рвануть. Волосы Лорна были
серебряными – самого немыслимого оттенка. Парень, я сдеру с тебя скальп, –
подумал он и тихонько засмеялся. Это была самая любимая из фраз его матери.
Трудно было сказать, почему мысль о скальпировании Лорна Грина показалась ему
такой забавной. Возможно, просто легкий приступ запоздалой истерии после
посещения оружейного магазина.
Мэри с улыбкой посмотрела на него. – Что-нибудь смешное?
– Да нет, ничего, – сказал он. – Это я так, о своем.
Он сел рядом с ней и клюнул ее в щеку. Она была высокой
женщиной тридцати восьми лет – в том самом кризисном возрасте, когда ранняя
миловидность решает, чем же ей становиться в среднем возрасте. У нее была очень
хорошая кожа. Грудь была маленькой и, судя по всему, не собиралась отвисать.
Она много ела, но безукоризненно отлаженный обмен веществ помогал ей оставаться
стройной. Даже через десять лет она вряд ли испугалась бы появиться в
купальнике на пляже, независимо от того, как боги решат распорядиться ее
внешностью. Это навело его на мысли о своем больном животе. Эй, Фредди, у
каждого руководителя должен быть свой эркер
[1]
. Это символ успеха, наподобие
«Дельты-88». Точно, Джордж. Присматривай за старым будильником, держись
подальше от раковых палочек, и ты еще разменяешь свой девятый десяток.
– Как сегодня шли дела? – спросила она.
– Хорошо.
– Ты ездил на этот новый завод в Уотерфорде?
– Сегодня нет.
Он не был в Уотерфорде с конца октября. Орднер знал об этом
– должно быть, птичка напела ему на ухо, – поэтому и прислал письмо. Новая
прачечная должна была разместиться в помещении бездействующей текстильной
фабрики, и оборотистый торговец недвижимостью, проворачивающий эту сделку,
постоянно звонил ему. Надо поскорее обстряпать это дельце, – долдонил ему в уши
оборотистый торговец. Вы, ребята, не единственные люди в западной части, кому
пальцы прищемило дверью. Быстрее у меня не получается, я и так стараюсь изо
всех сил, – отвечал он оборотистому торговцу. Вам надо запастись терпением.
– А как насчет того места в Кресенте? – спросила она. – Я
имею в виду этот кирпичный дом.
– Это нам не по карману, – сказал он. – Они запросили сорок
восемь тысяч.
– За эту дыру? – переспросила она возмущенно. – Да это
просто грабители с большой дороги.
– Точно. – Он сделал изрядный глоток виски. – Что пишет
старуха Би из Балтимора?
– Все как обычно. Занимается в группе гидротерапии для
поднятия уровня самосознания. Ну не смешно ли? Барт…
– Да уж точно, – быстро ответил он.
– Барт, надо предпринять какие-то действия. Двадцатое января
уже на носу, и нас выбросят на улицу.
– Я и так стараюсь изо всех сил, – сказал он. – Мы просто
должны запастись терпением.
– Этот маленький домик в колониальном стиле на улице Юнион…
– Продан, – сказал он и осушил стакан.
– Вот об этом-то я и толкую, – сказала она раздраженно. –
Это было бы идеальное место для нас двоих. С теми деньгами, которые город нам
выплачивает за дом и участок, мы запросто могли бы купить этот дом.
– Мне он не понравился.
– Тебе вообще что-то в последнее время ничего не нравится, –
сказала она с неожиданной горечью. – Ему, видите ли, не нравится, –
пожаловалась она телевизору. На экране уже вовсю распевала негритянка.
– Мэри, я делаю, что могу.
Она повернулась и посмотрела на него долгим взглядом.
– Барт, я знаю, как ты привязан к этому дому…
– Нет, ты не знаешь этого, – ответил он.
21 ноября, 1973
Легкая снежная пена покрыла за ночь весь мир, и когда двери
автобуса с пыхтением открылись и он вышел на тротуар, повсюду были видны следы
людей, побывавших здесь до него. Он завернул за угол и пошел вниз по улице Фер.
Сзади до него донеслось тигриное мурлыканье тронувшегося с места автобуса.
Потом мимо проехал Джонни Уокер, объезжающий клиентов уже по второму кругу.
Джонни махнул ему из кабины принадлежащего прачечной бело-голубого фургона, и
он махнул в ответ. Было самое начало девятого.
Рабочий день прачечной начинался в семь, когда Рон Стоун,
управляющий, и Дэйв Реднер, который командовал в мойке, приходили, чтобы
поднять давление в котле. Прачки прибегали в семь тридцать, а девушки из
гладильной – в восемь. Он ненавидел подвальные помещения прачечной, где день за
днем продолжалась тяжелая, изнуряющая работа, но парадоксальным образом
работающие там мужчины и женщины любили его. Они называли его по имени. За
некоторыми исключениями, они ему тоже нравились.
