– Когда вы закинулись?
– Закинулся? – Буквы выскочили у него изо рта, упали на пол
и расплылись.
– Ну, когда вы приняли наркотик?
– Аа… Около половины девятого.
– А сейчас у нас… – Он посмотрел на часы. – Сейчас у нас
четверть десятого…
– Четверть десятого? Только и всего?
Дрейк улыбнулся. – Чувство времени становится резиновым,
верно? Думаю, к половине второго вы уже будете в полном порядке.
– Точно?
– Да, я почти уверен. Сейчас у вас, по всей видимости, самый
пик. У вас много визуальных галлюцинаций?
– Даже слишком.
– Вы видите много такого, что не предназначалось для
человеческих глаз, – сказал Дрейк и улыбнулся странной кривой улыбкой.
– Точно, вы совершенно правы. – Чувство облегчения,
вызванное присутствием этого человека, стало еще сильнее и напряженнее. Он
чувствовал себя спасенным. – А чем вы занимаетесь помимо разговоров с мужчинами
средних лет, провалившимися в кроличью нору?
Дрейк снова улыбнулся. – Неплохо сказано. Обычно люди под
мескалином или кислотой начинают нести околесицу, а иногда вообще теряют
способность к членораздельной речи. Большинство своих вечеров я работаю в
службе психологической помощи по телефону. Рабочие дни я провожу в кафе, о
котором я уже говорил. Называется оно «Отдохни, Мамаша». Основную часть
клиентуры составляют уличные сумасшедшие и алкоголики. По утрам я просто гуляю
по улицам и разговариваю с теми из моих прихожан, кто уже встал. А в
промежутках я выполняю мелкие просьбы заключенных из окружной тюрьмы.
– Вы священник?
– Меня называют уличным проповедником. Очень романтично. Но
когда-то я был настоящим священником.
– А теперь нет?
– Я оставил свою мать церковь, – сказал Дрейк. Слова звучали
мягко, но в голосе его послышались нотки какой-то ужасающей решимости. Ему
показалось, что он слышит лязг навсегда захлопнувшейся железной двери.
– Почему?
Дрейк пожал плечами. – Это не имеет значения. А что вы?
Откуда вы взяли мескалин?
– Мне его дала девушка, ехавшая стопом до Лас-Вегаса.
По-моему, неплохая девушка. Она позвонила мне на Рождество.
– Хотела, чтобы вы ей помогли?
– Наверное.
– Вы помогли ей?
– Не знаю. – Он хитро улыбнулся. – Отец, расскажите мне о
моей бессмертной душе. Дрейк сморщился. – Я вам не отец.
– Ну, неважно.
– Так что вы хотите узнать о своей душе? Он посмотрел на
свои пальцы. Он мог стрелять из них маленькими сгустками света. Стоило ему
пожелать, и сверкающая шаровая молния вылетала из-под ногтей. Это наполняло его
пьянящим ощущением власти. – Я хочу знать, что случится с ней, если я совершу
самоубийство.
Дрейк нервно поежился. – Это не вы спрашиваете меня о
самоубийстве. Вместо вас говорит наркотик.
– Нет, это я говорю, – сказал он. – Ответьте мне, прошу вас.
– Не могу. Я не знаю, что случится с вашей душой, если вы
совершите самоубийство. Однако я знаю, что случится с вашим телом. Оно сгниет.
Озадаченный этими словами, он вновь опустил глаза на свои
пальцы. Они послушно заискрились под его взглядом, напомнив ему о рассказе
Эдгара По «Странный случай с мистером Вольдемаром». Ну и ночка. По и Лавкрафт.
Он поднял глаза, ощущая себя немного сбитым с толку, но отнюдь не
обескураженным.
– Чем занято сейчас ваше тело? – спросил Дрейк.
– Что? – Он нахмурил лоб, пытаясь извлечь смысл из
поставленного вопроса.
– Существуют два вида кайфа, – сказал Дрейк. – Головной и
телесный. Вы чувствуете тошноту? У вас что-нибудь болит? Какие-нибудь
неприятные ощущения?
Он сосредоточил внимание на своем теле. – Нет, – ответил он
после паузы. – Я просто чувствую себя… Занятым. – Он немного посмеялся над этим
словом, и Дрейк тоже улыбнулся. Это слово довольно точно описывало его
ощущения. Его тело, даже в неподвижном состоянии, казалось очень активным.
Довольно легкое, оно в то же время не было бесплотным. Собственно говоря, он
никогда не чувствовал себя таким телесным, никогда еще он не отдавал себе
такого ясного отчета в том, насколько переплетены его физические и умственные
процессы. Их нельзя было отделить друг от друга. Тело и сознание сплавились в
единое целое, и этому никак нельзя было воспрепятствовать. Интеграция.
Энтропия. Эти мысли набросились на него, словно быстрый тропический восход. Он
принялся обдумывать их в свете своей нынешней ситуации, пытаясь найти в них
какой-то скрытый узор (если он действительно был там, этот узор), но…
– Но ведь есть еще и душа, – громко произнес он вслух.
– Что там насчет души? – любезно поинтересовался Дрейк.
– Если убить мозг, то умирает и тело, – произнес он
медленно. – И наоборот. Но что происходит с душой? Вот в чем вопрос, оте…
Мистер Дрейк.
– Какие сны нам в смертном сне приснятся? – сказал Дрейк. –
Это из «Гамлета», мистер Доуз.
– Как вы думаете, душа продолжает жить? Есть ли что-нибудь
по ту сторону смерти?
Глаза Дрейка потемнели. – Да, – сказал он. – Я думаю, что
жизнь после смерти существует… В некотором роде.
– А считаете ли вы самоубийство смертным грехом, который
обрекает душу на вечные муки?
Дрейк долго не отвечал. – Самоубийство – это ложный выход, –
сказал он, наконец. – Я верю в это всеми силами своей души.
– Но это не ответ на мой вопрос.
Дрейк поднялся с кресла. – У меня нет ни малейшего намерения
отвечать на ваш вопрос. Я больше не имею дела с метафизическими проблемами. Я –
светский человек. Хотите вернуться на вечеринку?
Он подумал о шуме и сумятице и отрицательно покачал головой.
– Тогда домой?
– Я не в состоянии управлять машиной.
– Я могу отвезти вас.
– Серьезно? А как вы вернетесь обратно?
– Вызову такси из вашего дома. В новогоднюю ночь легко
вызвать такси.
– Это было бы просто здорово, – сказал он с благодарностью.
– Я хотел бы побыть в одиночестве. Пожалуй, неплохо бы посмотреть телевизор.
– А вас можно оставить одного? – мрачно спросил Дрейк. – Вы
будете в безопасности?
– Никто не чувствует себя в безопасности в этом мире, –
ответил он с той же серьезной интонацией, и оба они рассмеялись.
– О'кей. Хотите с кем-нибудь попрощаться?
