Но ходить по магазинам было действительно здорово. Так же
здорово, как пить кофе в гриле Бенджи, мыть «ЛТД» в автоматической мойке или
останавливаться у киоска Хенни, чтобы купить новый номер «Тайм». Ближайший
супермаркет представлял собой огромное помещение, освещенное установленными на
потолке люминесцентными лампами и заполненное женщинами, которые толкали перед
собой тележки, увещевали отбившихся от рук детей и хмурились, глядя на помидоры
в прозрачной пластиковой упаковке, сквозь которую нельзя было толком их
пощупать. Из колонок струился ровный поток музыки, наполнявший ваши уши своим
неслышным звучанием.
В этот день (была суббота), как обычно по уикендам, в
магазине было больше мужчин, сопровождающих своих жен и раздражающих их своими
дилетантскими предложениями. Он благосклонно наблюдал за мужьями, женами и
разнообразными типами сотрудничества между первыми и вторыми. День был ясный, и
солнечный свет вливался внутрь сквозь огромные окна фасада, растекаясь яркими
квадратами у кассовых аппаратов, а иногда, упав на волосы какой-нибудь женщины,
превращая их в сияющий нимб. В такой обстановке ему начинало казаться, что все
поправимо, но ночью ситуация представала перед ним совсем в другом свете.
В тележке его лежал набор покупок, обычный для мужчины,
которому неожиданно пришлось вести хозяйство самому: спагетти, тушенка в
стеклянной банке, четырнадцать упаковок с готовыми обедами, дюжина яиц, масло и
упаковка апельсинов, чтобы предотвратить цингу.
Он шел по центральному крылу, направляясь к кассовым
аппаратам, и в этот момент Бог (возможно, это был именно он) заговорил с ним.
Перед ним стояла женщина в светло-голубых джинсах и синем свитере грубой вязки.
Волосы у нее были необычайно насыщенного желтого цвета. Из горла у нее
вырвалось странное, всхлипывающее карканье, и она пошатнулась. Пластиковая бутылка
с горчицей, которую она держала в руке, упала на пол и покатилась, снова и
снова выставляя напоказ красный флажок на этикетке и слово «ХЕЙНЦ».
– Мадам? – спросил он. – С вами все в порядке?
Женщина стала падать на спину, попыталась ухватиться левой
рукой за какую-нибудь опору и сбила с полки целый ряд банок с растворимым кофе.
На каждой банке было написано:
«МАКСВЕЛЛ ХАУС»
Отличный вкус до последней капли
Все это произошло настолько быстро, что он даже не успел
испугаться (за себя, во всяком случае). Однако он успел заметить одну
подробность, которая впоследствии часто вспоминалась ему и даже проникла в его
сны. Глаза женщины закатились, так что видны были только белые белки – совсем как
у Чарли во время припадков. Женщина упала на пол. Изо рта у нее вырвалось
слабое карканье. Ее ноги, обутые в кожаные ботинки с белым ободком соли внизу,
засучили по полу. Шедшая за ним женщина тихо вскрикнула. Служащий магазина,
укреплявший ценники на жестяные банки с консервированным супом, побежал к ним
по проходу, уронив пистолет с наклейками. Две девушки-кассирши вышли в проход и
уставились на женщину широко распахнутыми глазами.
– Я думаю, у нее приступ эпилепсии, – услышал он свой
собственный голос.
Но это был не эпилептический припадок. Это было что-то вроде
кровоизлияния в мозг, и доктор, случайно оказавшийся в этот момент в
супермаркете вместе со своей женой, констатировал факт смерти. Молодой доктор
выглядел испуганно, словно только что понял, что его профессия будет
преследовать его до могилы, словно мстительный монстр из фильма ужасов. К тому
времени, когда он закончил свой осмотр, небольшая толпа сгрудилась вокруг
мертвого тела, распростертого на полу в окружении банок растворимого кофе, представлявших
собой последнюю часть этого мира, над которой молодая женщина утвердила свою
чисто человеческую привилегию переустройства. Теперь она сама стала частью
этого мира и подлежит переустройству со стороны других людей. Ее тележка была
наполовину заполнена продуктами, которые, судя по всему, составляли недельный
запас, и вид этих банок, коробок и полиэтиленовых упаковок вызвал в нем чувство
острого, мучительного ужаса.
Глядя на тележку умершей женщины, он задумался о том, что
они сделают с ее покупками. Поставят их обратно на полки? Сложат их в кабинете
менеджера, где они будут валяться до тех пор, пока не придут родственники и не
уплатят по счету?
Кто-то вызвал полицейского, и тот появился в проходе со
стороны касс и принялся с важным видом расчищать себе путь в толпе.
– Эй, посторонитесь, – командовал он. – Меньше народу –
больше кислороду. – Можно подумать, что виновница происшествия в нем нуждалась.
Он отвернулся и, выставив плечо вперед, стал выбираться из
толпы. Покой последних пяти дней был разрушен. Вполне возможно, что
восстановить его уже не удастся. Сталкивался ли кто-нибудь в своей жизни с
более ясным предзнаменованием? Разумеется, нет. Но вот только, что оно
означало? Что?
Добравшись до дома, он убрал готовые обеды в морозильную
камеру и приготовил себе крепкий коктейль. У него началось усиленное
сердцебиение. Возвращаясь из супермаркета, он задавал себе один и тот же
вопрос: что они сделали с одеждой Чарли?
Они отдали его игрушки в благотворительный магазин в
Нортоне. Его банковский счет (тысяча долларов на обучение в колледже – половина
всех денежных подарков, которые Чарли получал от родственников на Рождество и
день рождения, шли на этот счет, несмотря на яростные вопли протеста с его
стороны) был объединен с их семейным счетом. Его кровать и постельное белье они
сожгли по совету Мамаши Джин. Сам он не видел в этом никакого смысла, но решил
не возражать. Весь мир распался на куски, так какой смысл спорить о судьбе
пружинного матраса? Но одежда – это совсем другое дело. Что же они сделали с
одеждой Чарли?
Этот вопрос мучил его весь день. Ему не сиделось на месте, и
раз он даже чуть было не позвонил Мэри и не спросил у нее об этом. Но это
значило бы отрезать себе все пути к отступлению, не так ли? После такого
вопроса ей уже не пришлось бы гадать по поводу его душевного здоровья.
Перед самым заходом солнца он поднялся на небольшой чердак –
через люк в потолке чулана, смежного со спальней. Он подставил себе стул и
вскарабкался наверх. Он не поднимался на чердак давным-давно, но стоваттная
голая лампочка по-прежнему работала. Свет ее был тусклым из-за пыли и паутины,
но этого было вполне достаточно.
Он наугад раскрыл пыльную картонную коробку и обнаружил
аккуратную стопку своих школьных и университетских альбомов. На обложке каждого
школьного альбома были вытиснены слова:
ЦЕНТУРИОН Средняя Школа Бэй На обложке университетских
альбомов (они были потолще и в более шикарных переплетах) надпись была другая:
ПРИЗМА Так будем помнить обо всем… Сначала он принялся за
свои школьные альбомы, листая их с конца. Последняя страница с неизбежными
шуточными стишками («Уж лучше в стену биться лбом, // Чем написать стихи в
альбом» – А. Ф. А. «Конни»), вслед за ней – фотографии учителей, застывших за
письменными столами или перед досками, с неопределенной улыбкой на губах, потом
фотографии одноклассников, которых он едва помнил, с их собственноручными
подписями, кличками и маленьким девизом. Судьба некоторых из них была ему
известна (Ами, помощник управляющего банком, погиб в автомобильной катастрофе),
но другие скрылись из виду, и об их жизни он ничего не знал.
