– Они отобрали у тебя дом?
– Они попытались. Я возьму его с собой. Алберт записал его
ответ, захлопнул блокнот и запихнул его в задний карман джинсов. – Это очень
глупо, мистер Доуз. Вы не возражаете, что я так говорю? Почему бы вам не выйти
отсюда вместе со мной?
– У тебя эксклюзивный материал, – сказал он устало. – Какие
награды вам там присуждают, Пулитцеровскую премию?
– Я б не отказался. – Он весело улыбнулся, а потом снова
посерьезнел. – Пошли, мистер Доуз. Выходи со мной. Я позабочусь о том, чтобы
люди узнали о твоей позиции.
– У меня нет никакой позиции.
Алберт нахмурился. – Как это понимать?
– У меня нет позиции. Именно поэтому я так и поступаю. – Он
высунулся из-за кресла и встретился с глазом кинокамеры, установленной на
штативе посреди заснеженной лужайки Куиннов. – А теперь иди. Скажи, чтобы
убирались подальше.
– Ты действительно собрался все взорвать?
– Не знаю.
Алберт подошел к двери, но в последний момент обернулся. –
Мы где-нибудь встречались? Мне постоянно кажется, что я тебя уже где-то видел.
Он покачал головой. Он думал, что видит Алберта в первый раз
в жизни.
Наблюдая за тем, как репортер шел по лужайке (слегка под
углом, чтобы предстать на пленке в более выгодном ракурсе), он задумался о том,
чем может заниматься Оливия в эту самую секунду.
Он подождал пятнадцать минут. Огонь усилился, но штурма дома
с тыла так и не последовало. Похоже, огонь велся для того, чтобы прикрыть
отступление полиции в дома на другой стороне улицы. Съемочная группа оставалась
на прежнем месте, продолжая бесстрастно работать. Потом белый «Эконолайн»
подъехал на лужайку Куиннов, и тогда оператор сложил штатив, оттащил его за
фургон и снова начал снимать. Что-то черное и вытянутое просвистело в воздухе,
приземлилось на полпути между домом и тротуаром и стало источать газ. Ветер
подхватил его, и рваные облака понеслись вниз по улице. Второй выстрел также
был недолетом, а через некоторое время он услышал, как снаряд приземлился на
крышу. Он успел ощутить запах газа, когда последний снаряд скатился с крыши в
сугроб, под которым мирно зимовали мэрины бегонии. Глаза его наполнились
крокодиловыми слезами.
Он вновь пополз на четвереньках через гостиную, от души
надеясь, что не сказал этому телевизионщику Алберту ничего такого, что могло бы
быть впоследствии истолковано, как исполненные глубокого смысла предсмертные
слова. У него действительно не было позиции, потому что в этом мире нет
устойчивого места, на котором можно было бы ее занять. Взять, к примеру, Джонни
Уокера, погибшего в бессмысленной катастрофе на перекрестке. Ради чего он умер?
Ради того, чтобы простыни были доставлены вовремя? Или эта женщина в
супермаркете. Игра не стоит свеч.
Он включил проигрыватель. Проигрыватель до сих пор работал.
По-прежнему на диске стояла пластинка «Роллинг Стоунз», и со второй попытки он
поставил последнюю песню (в первый раз он промахнулся мимо нужной дорожки из-за
пули, с глухим звуком пробившей покрывало на «Зените»).
Когда все было готово, и последние такты «Человека-обезьяны»
растворились в небытие, он снова подполз к перевернутому креслу и выбросил
винтовку из окна. За ней последовал «Магнум». Прощай, Ник Адамс.
– Ты не всегда получаешь то, что хочешь, – доносилось из
колонок, и он мог подтвердить, что это правда. Но даже если знаешь ее, желание
все равно остается.
Граната со слезоточивым газом влетела в окно, ударилась в
стену над диваном и взорвалась клубами белого дыма.
Но если, попытаешься, то может оказаться, Что у тебя есть
то, что тебе нужно.
Вот и посмотрим, Фред. Вот и проверим. Он взял красный зажим
соединительного провода. Сейчас увидим, есть ли у меня то, что мне нужно.
– О'кей, – пробормотал он и прижал красный зажим к отрицательной
клемме аккумулятора.
Он закрыл глаза, и его последняя мысль была о том, что мир
взрывается не снаружи, а внутри него, и хотя последствия взрыва были
катастрофическими, размера он был совсем небольшого – скажем, примерно как
грецкий орех.
Потом все вокруг стало белым.
Эпилог
Команда теленовостей компании WHLM выиграла Пулитцеровскую
премию за вечерний репортаж о том, что они назвали «Последним Противостоянием
Доуза», и за получасовой документальный фильм, показанный три недели спустя.
Документальный фильм назывался «Дорожные работы», и в нем исследовался вопрос
необходимости (или отсутствии таковой) строительства нового участка 784-й
автострады. В фильме утверждалось, что причина, по которой началось это
строительство, не имела ничего общего ни с перераспределением автомобильных
потоков, ни с усовершенствованием дорожной сети, ни с чем-либо подобным.
Муниципалитету было необходимо строить в год определенное количество миль новых
дорог, иначе он лишился бы бюджетных ассигнований на дорожное строительство.
Поэтому Городской Совет и принял решение расширить 784-ю автостраду. В фильме
также сообщалось, что Городской Совет без лишнего шума начал судебный процесс
против вдовы Бартона Джорджа Доуза, чтобы взыскать с нее хотя бы часть денег,
полученных за дом. Однако общее возмущение заставило Совет отозвать свой иск.
Большинство газет по всей стране опубликовали снимки руин. В
Лас-Вегасе молодая девушка, недавно поступившая в школу бизнеса, увидела эти
фотографии за ленчем и упала в обморок.
Но, несмотря на фотографии и слова дорожные работы
продолжались и были завершены восемнадцать месяцев спустя, даже раньше
намеченного срока. К тому времени большинство жителей города забыли о фильме
«Дорожные работы», а телевизионщики и репортеры, включая обладателя
Пулитцеровской премии Дэвида Алберта, направили свое внимание на другие события
и обстоятельства. Но несколько человек, смотревших самый первый сюжет в
программе вечерних новостей, так и не смогли забыть его. Они помнили его даже
тогда, когда связанные с ним факты и люди стали стираться у них в памяти.
В сюжете был показан обычный белый дом в предместье города с
заасфальтированной подъездной дорожкой, ведущей к одноместному гаражу.
Симпатичный дом, но ничего особенного. На такой дом не оглянешься, отправляясь
в воскресенье на пикник. Единственная привлекающая внимание деталь – на фасаде
разбиты почти все окна. Из большого окна вылетают винтовка и пистолет и падают
в снег. На секунду показалась рука, выбросившая оружие, – вялая и обессиленная,
словно рука утопающего. Дом окружен клубами белого дыма – наверное, это
слезоточивый газ или что-нибудь в этом роде. А потом поднимается огромный столб
огня, и стены выгибаются, словно в мультфильме. Звучит ужасный грохот, и камера
трясется, словно от ужаса. Периферийным зрением зритель замечает, что гараж был
мгновенно сметен одним сокрушительным огненным порывом. На мгновение кажется (и
покадровый просмотр подтверждает правильность этого впечатления), что крыша
снялась со стропил и поднялась в воздух. Потом весь дом приподнимается в воздух
и разваливается на части. Во все стороны летят доски, кровельная дранка, куски
штукатурки. Потом обломки начинают падать на землю, и воздух превращается в
волшебное покрывало, лениво развевающееся на ветру.
