Книга Беглецы, страница 64. Автор книги Нил Шустерман

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Беглецы»

Cтраница 64

Адмирал с отвращением отмахивается от его слов:

— В учебниках все обернуто в сахарную вату. Никто не хочет знать, как все было на самом деле. Ты спросил, на чьей я был стороне. Дело в том, что на той войне было три стороны, не две. Была Армия Жизни, Бригада Выбора и остатки армии Соединенных Штатов. Так вот последние видели свою задачу в том, чтобы не дать двум первым перебить друг друга. На их стороне был и я. К сожалению, успеха мы не добились. Видишь ли, для возникновения конфликта всегда требуется какой-то повод — разница во мнениях, какой-нибудь спорный предмет. Но к тому времени, когда конфликт перерастает в войну, повод уже не важен, потому что в этот момент важно только одно: насколько сильно противоборствующие стороны друг друга ненавидят.

Прежде чем продолжить, Адмирал добавляет в кофе еще виски из фляжки.

— Период накануне войны был страшным. Все привычные понятия, помогавшие нам отличить добро от зла, были вывернуты наизнанку. С одной стороны, люди убивали акушеров и гинекологов, делавших аборты, чтобы защитить право на жизнь, с другой — многие женщины старались забеременеть лишь ради того, чтобы продать ткань плода. И лидеров выбирали не по способности вести за собой людей, а по умению упрямо защищать какой-нибудь один предмет. Все это было за пределами добра и зла! Затем произошел раскол в вооруженных силах, противоборствующие стороны получили боевое оружие, и две группировки превратились в две армии, полные решимости уничтожить друг друга. А потом был принят Билль о жизни.

Когда Адмирал произносит последнюю фразу, у Коннора по спине бегут мурашки. Раньше он законами не интересовался, но с того момента, когда он узнал о решении родителей, стал смотреть на вещи иначе.

— Идея о том, что беременность можно прерывать ретроспективно, путем расчленения ребенка, достигшего определенного возраста, возникла в моем присутствии, — продолжает Адмирал. — Сначала это была шутка, никто не воспринимал ее всерьез. Но в том же году ученого, сделавшего ряд открытий в сфере пересадки органов, наградили Нобелевской премией за создание техники, позволившей использовать при трансплантации любую часть организма донора.

Адмирал прерывается, чтобы сделать глоток кофе. Коннор же к своей чашке даже не притронулся. Он даже представить себе не в состоянии, как можно сделать хотя бы глоток, когда речь идет о таких вещах. Даже то, что он уже успел выпить, удается удерживать в желудке с большим трудом.

— Война разгоралась, — продолжает свой рассказ Адмирал, — и добиться перемирия можно было, лишь усадив обе стороны за стол переговоров. Именно мы предложили идею создания заготовительных лагерей, в которых жизнь нежеланных детей прекращается, но без умерщвления. Мы думали, что предложение шокирует обе стороны и в них проснется здравый смысл, что они посмотрят друг другу в глаза через стол и кто-нибудь из них дрогнет. Но никто не дрогнул. Возможность прерывать жизнь детей, не убивая их, обе стороны нашли приемлемой. Билль о жизни был подписан, было заключено перемирие, и война окончилась. Все так радовались этому, что о последствиях никто не беспокоился.

Адмирал умолкает и мысленно уносится в прошлое. Через какое-то время он снова возвращается к реальности.

— Уверен, ты знаешь, что было дальше, — заканчивает он, сопровождая слова красноречивым взмахом руки.

Всех подробностей Коннор не знает, но общая идея ему понятна.

— Людям нужны были органы, — говорит он.

— Я бы сказал, требовались органы. К примеру, появилась возможность в случае рака прямой кишки заменить ее на здоровую. Человек, серьезно пострадавший при несчастном случае, теперь не умрет. Поврежденные органы заменят на новые, и он будет жить. Сморщенную старческую руку, скрюченную артритом, можно заменить на здоровую, взятую у парня, которому лет на пятьдесят меньше, чем пациенту. Кто-то же должен был стать донором органов.

Адмирал делает паузу, чтобы поразмыслить.

— Если бы люди становились донорами органов по своей воле, нужды в заготовительных лагерях никогда бы не возникло… — говорит он. — Но люди не любят разбрасываться тем, что им принадлежит, даже после смерти. Этика оказалась бессильной перед жадностью — и трансформация случилась очень скоро. Люди быстро смекнули, что заготовительные лагеря — прибыльные предприятия, и они стали процветать при молчаливом одобрении окружающих.

Адмирал оборачивается и смотрит на фотографию сына. Хотя Адмирал еще ничего не сказал, Коннору и так ясно, в чем он собирается признаться, но мальчику хочется, чтобы он сделал это сам.

— Мой сын, Харлан, был отличным парнем. Умным. Но сложным, ты знаешь, о чем я.

— Я и сам такой, — соглашается Коннор с легкой усмешкой.

Адмирал кивает.

— Это случилось десять лет назад. Он связался с нехорошей компанией, и их поймали на воровстве. Черт, да я и сам был таким в его возрасте, поэтому родители и послали меня в военное училище, чтобы скорректировать поведение. Только в случае с Харланом я решил поступить иначе.

— И отдали его на разборку.

— Да. Я был одним из инициаторов мирного соглашения. Все ждали, что я лично подам пример.

Адмирал снова вынужден прерваться. Подняв руку, он прижимает к глазам большой и указательный пальцы, чтобы предотвратить потоки слез.

— Мы подписали разрешение, а потом передумали. Но было уже поздно. Харлана забрали прямо из школы, отправили в лагерь и там немедленно разобрали. Когда я заявил, что изменил решение, дело было уже сделано.

Коннор ни разу не думал о бремени, ложащемся на плечи родителей, принявших решение подписать разрешение на разборку. Он даже представить себе не мог, что способен испытывать сочувствие к родителям, совершившим это злодеяние, не говоря уже о человеке, ставшем одним из авторов бесчеловечного закона.

— Я вам сочувствую, — говорит он Адмиралу с полной искренностью.

Услышав это, Адмирал тут же берет себя в руки, практически немедленно.

— Не нужно сожалений, — говорит он. — Ты и сам попал сюда лишь потому, что чудом избежал участи моего сына. Жена впоследствии ушла от меня и основала фонд памяти Харлана. Я остался на службе и в последующие несколько лет много пил, трезвым меня почти не видели. Так все и шло, пока три года назад у меня не появилась Великая идея, как я ее называю. Кладбище стало ее воплощением, а дети, среди которых находишься и ты, результатом. На данный момент мне удалось спасти от разборки уже более тысячи человек.

Теперь наконец ясно, почему Адмирал вызвал его на этот разговор. Это была не просто исповедь. Он хотел заручиться поддержкой Коннора, лишний раз подпитать его лояльность — и это сработало. Адмирал и правда одержимый человек, но его одержимость спасает людям жизни. Хайден как-то сказал, что Коннор — за справедливость. Эта черта теперь делает его преданным соратником Адмирала. Остается только предложить тост.

— За Харлана, — говорит Коннор, поднимая кружку.

— За Харлана! — эхом отзывается Адмирал, и они вместе пьют в его честь.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация