Пуатье, Франция, 1356 год
Жоффруа де Шарни опасался худшего: если англичане доберутся до Труа и, следовательно, возьмут под контроль и Лирей, его бесценное сокровище будет похищено — так же как много веков назад произошло с полотном из Эдессы при появлении мусульман. Герцог не собирался сидеть сложа руки в ожидании. Он снова снарядил в поход маленький отряд и выступил под начало короля Иоанна Второго, чтобы воспрепятствовать продвижению врага. Встав во главе своего победоносного войска, прославившегося взятием Вильявисьосы Астурийской, герцог присоединился к французской армии и прибыл в Пуатье. Однако британские войска ничуть не напоминали горстку мужчин и женщин, по большей части безоружных и необученных монахов и послушниц, населявших замок Велайо. 19 сентября 1356 года разразилось кровавое сражение при Пуатье. Герцог, привыкший к легким победам над беззащитным противником, впервые узнал, что такое война. Неожиданно для себя столкнувшись с натиском свирепого врага, он ясно понял, что все его героическое ратное прошлое — это сплошная ложь, в которую он и сам в конце концов поверил. Оказавшись на поле боя и видя, как его солдаты гибнут один за другим, словно мухи — точно так же сами они когда-то яростно уничтожали беспомощных сподвижников Аурелио и Кристины, — герцог решил бежать. Но было поздно: копье пронзило его грудь прежде, чем рыцарь успел повернуть коня в сторону, противоположную от неприятеля. Жоффруа де Шарни испустил дух тотчас же, без страданий — такой милости он ни за что бы не предоставил ни Аурелио, ни собственной дочери.
9
Лирей, 1356 год
И все-таки история Священной Плащаницы не окончилась с гибелью Жоффруа де Шарни. В ноябре 1356 года его вдова, Жанна де Вержи, которая при жизни супруга возвела молчание в культ и смогла убедить своих близких, что расстройство рассудка привело ее на грань идиотизма, открыла часовню Святой Марии Лирейской. Люди, не входившие в узкий семейный круг Жанны и сомневавшиеся в ее недуге, не ошиблись. После смерти мужа она в одночасье превратилась в женщину с безупречной деловой хваткой. Жанна сама позаботилась о том, чтобы найти приходского священника, не способного вникнуть в коммерческую сторону предприятия; она в одиночку, железной рукой распоряжалась судьбой каждой монетки, попадавшей в кружку для подаяния. В пору своего расцвета скромная сельская церковь превратилась в самый посещаемый во Франции храм. Притяжение Священной Плащаницы было таково, что паломники со всей Европы стекались, чтобы поклониться живому изображению Христа в момент его Воскресения из мертвых. Богатство Жанны, вдовы Жоффруа де Шарни, было неисчислимо, а покоилось оно — в буквальном смысле — на мученичестве ее дочери, ее зятя и ее собственного мужа. Никто не осмеливался поставить под сомнение подлинность савана, и небольшое пространство часовни уже не вмещало в себя толпы верующих. Прекрасная и безмолвная Жанна ни у кого не могла вызвать подозрений — ни у кого, кроме старого врага ее мужа, Анри де Пуатье. Епископ так и не простил Жоффруа де Шарни, даже мертвому, что он насмеялся над его властью. С другой стороны, этот прямой и честный человек не мог смириться с тем, что в его собственной епархии выставлена напоказ поддельная реликвия, изображающая самого Христа, и церковные сундуки при этом наполняются золотом. Проведя кропотливое и трудоемкое расследование, епископ города Труа получил признание Мориса Касселя. Одного допроса оказалось достаточно, чтобы художник, человек боязливый и слабохарактерный, заливаясь слезами, рассказал всю правду. Теперь, когда герцог де Шарни был мертв, Морис Кассель мог облегчить свою совесть раскаянием. Художник признался в подделке с такой истовостью, что Анри де Пуатье убедился в полной правдивости его рассказа. Однако Морис Кассель ни словом не упомянул об убийстве Аурелио; он говорил лишь об изготовлении барельефа, а не о том, кто послужил для него моделью. Художник не собирался брать на себя соучастие в подобном преступлении. Получив в свои руки признание, подписанное изготовителем подделки, епископ добился запрета на публичную экспозицию фальшивого савана.
После смерти Анри де Пуатье, когда время позаботилось, чтобы люди забыли о скандале с плащаницей, ее преспокойно повесили на прежнее место над церковным алтарем. И снова к ней начали стекаться толпы пилигримов, пополнявшие кружку соборной церкви. Верный последователь прежнего епископа города Труа, Пьер д'Арси, незамедлительно сообщил об этом факте и о готовности еще раз разоблачить подделку, теперь уже перед судебным трибуналом. Собрав все возможные доказательства по этому делу, он обратился с письмом к новому Папе, Клементу Седьмому:
Святой отец, дело заключается в следующем. Некоторое время тому назад в епархии города Труа настоятель некоей соборной церкви, а именно церкви в Лирее, снедаемый страстью к обогащению, побуждаемый стремлением не к благочестию, но единственно к выгоде, лживо и неправедно добыл для своей церкви некое полотно искусной работы, на котором с помощью ловкого фокуса было запечатлено двойное изображение мужчины — то есть вид спереди и со спины, и настоятель утверждает и подложно упорствует в том, что сие есть подлинная плащаница, в которую наш Спаситель Иисус Христос был завернут, когда лежал в могиле, и что на ней отобразилась фигура Спасителя с его крестными стигматами. Эта история получила распространение не только во Франции — ее рассказывают уже по всему свету, так что люди стекаются отовсюду, чтобы увидеть эту плащаницу. К тому же ради привлечения паломников, чтобы лицемерно получать от них побольше денег, в церкви подстраивают так называемые чудеса, и уже было нанято несколько человек, чтобы во время показа плащаницы изображать из себя исцелившихся, поэтому все теперь верят, что это и есть Плащаница Господа Нашего. Блаженной памяти монсеньер Анри де Пуатье, в те времена бывший епископом Труа, узнав об этих событиях от заслуживающих доверия людей, просивших его, как того требует долг, поскорее вмешаться в это дело, действительно произвел необходимое расследование, всеми силами стремясь добиться правды. […] В конце концов, проявив в дознаниях и в следственном деле немалое усердие, епископ раскрыл обман и узнал, с помощью какой хитрости это полотно было написано. Таким образом, это изображение обязано своим появлением на свет человеческому искусству, а вовсе не чудесному творению и Божьей благодати.
Новый епископ Труа, Пьер д'Арси, храня верность памяти своего предшественника, добился, чтобы полотнище было убрано. Жанна, женщина терпеливая и намного более осмотрительная, нежели ее супруг, испугалась, что плащаницу у нее отберут, решила сделать ставку на своего верного союзника — время — и спрятала полотнище на тридцать четыре года. Однако епископу стало известно, что настоятель прихода Богоматери Лирейской, "влекомый исключительно к обману и получению прибылей", предложил вдове Жоффруа де Шарни заново выставить реликвию на обозрение верующих, "дабы изобилие паломников обогатило церковь за счет их дополнительных пожертвований". Опасаясь, что поддельная плащаница вновь явится на свет, Пьер д'Арси предложил передать это полотно в ведение официальных властей и написал:
Своей петицией я без малейших затруднений сумел объяснить перед лицом королевского трибунала нехристианское происхождение этой плащаницы, цели ее использования, суеверия и нездоровый интерес к ней, что привлекло внимание трибунала. Поистине все, кто знает об этих событиях, приходят в изумление от того, что препятствия, с которыми я сталкиваюсь в этом разбирательстве, чинятся мне Церковью, от которой я должен был бы ожидать всемерного содействия и даже опасаться наказания, прояви я равнодушие или небрежность.
