— Пока мы будем танцевать, как раз настоится, — сказала она, заливая кипятком дивный натюрморт из цветов, листьев и пряностей. — Теперь самое главное. Даже не стану спрашивать, будешь ли ты ходить на занятия. И так ясно, что будешь. Следовательно, с тебя десять литов. Если захочешь дать больше, не стесняйся, тогда на следующей неделе к чаю у нас будет не только дешевое печенье, но и, к примеру, бельгийский шоколад. И наши девицы станут молиться за тебя денно и нощно. А это серьезный профит.
— Ты меня поймала. Если мои взносы — единственный шанс накормить девочек шоколадом, никуда не денусь, придется ходить.
— Ай, не прикидывайся, — отмахнулась Фрида. — Тебе же понравилось со мной танцевать. Готова спорить, ты уже заранее не знаешь, как дотерпеть до субботы.
— Не знаю, — согласился он. — Но все равно как-нибудь дотерплю.
— Такое мужество заслуживает награды, — объявила Фрида. — Пошли, счастливчик. Нас ждут райские наслаждения: еще один вальс, а потом, ты не поверишь, фокстрот!
— Учти, я пока даже не знаю, что это такое.
— Фокстрот — это почти как вальс, только совершенно иначе, — рассмеялась Фрида. — Гораздо веселей. И при этом труднее, чем все, что было до сих пор, но мы с тобой как-нибудь справимся, я в нас верю.
— Если я отдавлю тебе ноги, ты меня все равно не выгонишь?
— Не тревожься, счастливчик, ты в полной безопасности. Если я выгоню тебя, кто купит девочкам шоколад?
Уже на пороге остановилась, картинно хлопнула себя по лбу.
— А главное-то и забыла! Я же заманила тебя в кухню, чтобы проинструктировать. Всякий раз в конце занятия мы танцуем какой-нибудь цвет. Танец может быть любой, сегодня будет фокстрот, но это не принципиально. Цвет выбираю я. Говорю: «Танцуем красный». Или, к примеру, синий. Какой цвет скажу, такой и танцуем. В этом смысле у нас, конечно, страшная тоталитарная диктатура. Но тут уж ничего не поделаешь.
— Но как можно танцевать красный или синий? Это какие-то особенные движения? Притормози, Фрида, я пока даже фокстрот от румбы не отличу.
— Не беспокойся, никаких особенных движений. Просто представь себе этот цвет. Как будто весь мир в него окрасился — у тебя в голове. Тебе понадобятся воображение и внимание. И конечно, концентрация — на первом этапе. Потом привыкнешь.
Озадаченно покачал головой:
— Вряд ли у меня получится.
— Всего час назад ты грозился, что будешь танцевать, как мешок с песком. Обещал и не выполнил, ай, как не стыдно! Не переживай, счастливчик. Все у тебя получится. Со мной вообще все очень легко. Особенно на первых порах.
* * *
— Танцуем оранжевый, — говорит Фрида. — Зима только началась, всем нам нужны витамины, поэтому будем танцевать оранжевый. Ян, детка, если уж ты все равно забываешь выключить телефон на время занятий, будь добр, хотя бы поменяй мелодию. Потому что лично мне очень трудно продолжать танцевать вальс, когда в ушах звучит такой чумовой рок-н-ролл. Вот как начну скакать тут драной козой — что тогда с вами станет, мои дорогие?
Детке Яну сорок два года, а выглядит он гораздо моложе. У детки Яна светло-рыжие волосы, ярко-голубые круглые глаза и белоснежная кожа, усыпанная мелкими золотыми веснушками. Родись он женщиной, был бы доволен своей моложавостью, но бизнесмену его уровня следует выглядеть солиднее; впрочем, не так уж часто внешность действительно мешает в делах, и для таких случаев у детки Яна имеется чрезвычайно полезный генеральный директор, такой солидный, что хоть на пол ложись и плачь.
Иногда, представляясь новым знакомым: «Да-да, совершенно верно, тот самый», — детка Ян чувствует себя примерно как герои ремарковских «Трех товарищей», когда обгоняли на своем «Карле» новые дорогие автомобили: общее недоумение и смешит его, и, чего греха таить, льстит. Меж тем дела у детки Яна идут так хорошо, что самому иногда не верится; впрочем, бизнес в этом смысле похож на танец: лучше особо не задумываться, а главное — не останавливаться, пусть земля крутится от толчков твоих ног, а не сама по себе, остальное приложится.
Детка Ян заметно прихрамывает при ходьбе, одна его нога короче другой. Но пока он танцует, это не имеет значения. Какая хромота, вы что. Детка Ян танцует как бог. Даже Фрида однажды сказала, что, если вдруг за ней придет смерть, она непременно позовет на выручку детку Яна, потому что танцевать с таким партнером и не воскреснуть решительно невозможно. Детка Ян дал ей слово, что обязательно примчится по первому же зову. Потому что шутки шутками, но — а вдруг это действительно поможет? Он с радостью вернул бы ей долг.
Шесть лет назад детка Ян был уверен, что не доживет до своего следующего дня рождения. Во всяком случае, так уверяли его лечащие врачи. «А вот хрен им», — решительно сказала на это Фрида, с которой он познакомился в больничной курилке; она не лечилась, а приходила навещать кого-то из своих.
«Хрен им, — говорила Фрида, — ты будешь жить, детка. Я знаю, какое лекарство тебе нужно. Еще ни один по-настоящему счастливый человек ни разу не умирал от какой-то дурацкой болезни. Правда, иногда они внезапно гибнут в катастрофах, но это, поверь мне, гораздо веселее больниц. Осталось понять, что может сделать счастливым тебя. Ты когда-нибудь пробовал танцевать? Да плевать на твою ногу, она нам с тобой не начальник. А ну бросай сигарету, пошли в коридор. Конечно, прямо сейчас. В моем возрасте и твоем положении глупо хоть что-то откладывать на завтра».
Детка Ян до сих пор жив. В глубине души он считает себя бессмертным.
— Ян, детка, мы танцуем оранжевый, — говорит Фрида. — И учти, если тебе снова кто-то станет трезвонить посреди танца, я за себя не ручаюсь.
— Я уже выключил звук. Прости.
— Ничего, детка. Человеку, который так танцует, я бы охотно простила даже убийство президента. А не только какой-то жалкий телефонный звонок.
Из индийского ресторана на Одминю выходит немолодая пара.
— О боже, — говорит женщина. — Смотри, что творится!
— Что? Где? — Ее спутник вертит годовой, пытаясь понять, о чем речь.
— Да вот же, вот, прямо тут! Смотри, сколачивают помосты, ставят киоски и развешивают фонари. Похоже, у нас наконец-то будет настоящая Рождественская ярмарка. Как в Бремене и Кёльне, как в Праге, как в Варшаве, Барселоне и Риге. Как во всех нормальных европейских городах. С елочными игрушками, вязаными носками, жареной ветчиной и глинтвейном на площади. Я уже думала, не доживу. И вот!
— То есть до сих пор у вас не было Рождественских ярмарок? — изумленно спрашивает мужчина. — Надо же! Даже не верится. Да, тогда понятно, почему ты так разволновалась. Я рад за тебя, дорогая. И за весь город, конечно.
* * *
Танцевали до девяти, потом долго, никуда не торопясь, пили чай. Потом провожали Анну и Фриду, остальные девочки жили далеко, и их повез по домам Ян, обладатель огромного белоснежного джипа, больше похожего на игрушку великаньего ребенка, чем на взаправдашний автомобиль.
