Когда песнь окончилась, сокол подлетел поближе и спросил:
– Ты пел о любви ко мне?
– Да, – ответил соловей.
– Ты такой маленький и невзрачный, я могу растерзать тебя своими мощными когтями и крепким клювом в одно мгновение, но ты поешь так прекрасно, что мое сердце замирает, правда, я все равно хочу растерзать тебя и посмотреть, как ты устроен и откуда в тебе этот чудесный дар.
– Растерзай, если тебе угодно, – ответил соловей, – я так люблю тебя, что для меня нет ничего прекраснее смерти в твоих объятиях.
– Нет, – сказал сокол. – Я не буду этого делать, по крайней мере пока. Я хочу слушать твои песни и наслаждаться твоей любовью. Я хочу, чтобы ты пел мне.
И соловей пел соколу о своей любви, о свободе и счастье полета, о том, что когда восходит над землей солнце, то первые его лучи касаются края неба и освещают облака, листья деревьев так же, как освещает душу маленького соловья любовь сокола. И сокол полюбил соловья. Неистово и страстно, как могут любить только свободные и гордые птицы. Но потом в гордости своей и необузданности сокол сказал:
– Я люблю тебя, но я хочу создать тебя заново, хочу, чтобы ты смотрел на мир моими глазами, дышал моим дыханием, чтобы весь мир для тебя был – Я.
– Да, мой повелитель, – ответил соловей.
И соловей стал смотреть на мир глазами сокола, отныне даже дыхание его было священным для маленького певца: сокол стал богом. Вскоре такое обожание пресытило сокола, да и песни соловья стали настолько хвалебны и однообразны, что набивали оскомину. И в один прекрасный день сокол сказал:
– Я улетаю. Ты мне наскучил. Ты стал сер не только снаружи, но и изнутри. Я больше не люблю тебя. – Он взмахнул крыльями и взлетел к небу.
Но тут он внезапно замер, ибо раздалась такая песнь, которой он еще не слышал ни разу. Бедный маленький соловей пел о том, что жизнь жестока и что любимые боги могут искалечить маленькое сердце, которое не способно выдержать муку настолько неистовую, что смерть в когтях любимого была бы большим благом. Сокол устыдился и полетел вниз, но увидел под деревом лишь маленькое бездыханное тельце чудного певца, из которого вместе с любовью ушла и жизнь.
Принц-лягушка, или Превращения
Жил да был на свете принц-лягушка. Был он очень нежным и романтичным принцем и все ждал, когда же наконец придет к нему принцесса и расколдует своим поцелуем. Принцессы время от времени захаживали, но целоваться не умели, так что принц по-прежнему оставался лягушкой. Со временем это ему страшно надоело, и он начал думать, что сказок с хорошим концом не бывает, так что если уж и сидеть в болоте, то надо бы уж и семьей обзавестись для приличия. А сказки про две половинки – это ведь только сказки для маленьких и глупых головастиков, которым не дает ночью покоя огромная тревожная луна, льющая свой задумчивый свет на болото, меняющая очертания предметов, заставляющая трепетать сердца ожиданием небывалых историй и приключений, загадочных и прекрасных сказок, которые рассказывают им по вечерам бабушки, монотонно стуча спицами и раскачиваясь в креслах-качалках.
А в это время на другом конце света жила-была принцесса, которая, в общем-то, никогда и не думала о том, что в ней есть что-то принцессочное. Так просто, девушка – и все. Только ей постоянно страшно кого-то не хватало: душа ее маялась и томилась ожиданием чего-то неведомого. Время от времени принцесса целовала разных принцев, но они сразу превращались в лягушек, квакали и упрыгивали в поисках подходящего болота. И принцессе опять становилось грустно.
А потом пришли сны. Принц-лягушка видел в своих снах принцессу, а она – его, и им стало казаться, что они обязательно должны найти друг друга. Но они думали, что все это только сны, сны – и ничего более. Но сны оказывались единственно желаемой реальностью, а настоящая реальность была слишком облачная и мглистая.
И тогда во сне принцесса пошла к своему принцу-лягушке и поцеловала его. И он стал настоящим принцем. Каким и полагается быть сказочным принцам. И так сильна была любовь принцессы, что, проснувшись, принц обнаружил себя принцем, но… посреди болота с лягушками. Тут он испугался и подумал, что теперь ему надо искать свою принцессу, а этот процесс может растянуться на долгие годы. А еще придется преодолевать и дремучие леса, и высокие горы, и быстрые реки… А может, еще сражаться с каким-нибудь страшным чудищем или драконом. «А ну ее, эту принцессу, – подумал принц и превратился обратно в лягушку. – Дома как-то спокойнее, привычнее. Пусть сама идет, если ей так надо. Я лучше как-нибудь тут, на родной кувшинке подожду». Посмотрел он на себя радостно в воду, квакнул, потянулся и сладко заснул.
А принцесса еще долго ждала своего принца, но он так и не появился. Не пересек дремучих лесов, высоких гор и быстрых рек и не приехал на белом коне, а женился на соседке-лягушке с неплохим приданым, и появилось у них много маленьких лягушат. Иногда он, правда, выползал ночью на кувшинку, смотрел на звезды и вздыхал, но от этого его быстренько излечила дражайшая супруга – оплеухами.
А принцесса? А что принцесса? Про это никому неведомо. Исчезла она как-то утром, а куда делась, никто не знает. Может, в лягушку превратилась, а может, принца нашла достойного…
Камасутра для страуса
Жил да был одинокий страус. Гулял он как-то по живописному оазису, который находился в самом центре пустыни Муби, и вдруг встретил суслика, вернее сусличиху, или суслицу. Ну, в общем, вы поняли. Встретил он ее и понял, что полюбил ее на всю оставшуюся жизнь. Но поскольку страус наш был мужчина не промах, то для начала он решил изучить этикет и Камасутру, чтобы не ударить в грязь лицом перед столь любимым объектом своих страстных мечтаний.
С этикетом проблем не возникло: страус очень быстро понял, как надо себя вести в присутствии дамы, что говорить и когда снимать шляпу. Правда, шляпы у него не было, но он решил быстро исправить неловкость – тут же выписал себе отличный цилиндр из какого-то модного каталога.
С Камасутрой было сложнее. Прочитав всю книгу любовных премудростей, страус решил потренироваться и стал пытаться принимать описанные в книге позы. Попытавшись завернуть одну из пяток за ухо, бедный страус шлепнулся носом в песок и больно ударился. Последующие попытки окончились так же плачевно. Тогда страус решил залезть на дерево (не знаю, зачем ему это понадобилось, вроде в Камасутре таких поз нет), но поскольку страусам несвойственно лазить по деревьям, даже если это любимые пальмы, то у него опять ничего не получилось. На дерево-то он в итоге залез, но потом спикировал оттуда головой вниз и долго лежал, засунув голову в песок и приходя в себя. Отдышавшись, страус решил поискать что-нибудь попроще и для начала намерился принять позу лотоса – просто для того, чтобы войти в нужное состояние медитации и правильно осмыслить изученный материал. Ноги у страуса гнулись плохо, поэтому заплетал он их долго и мучительно, а когда наконец все-таки заплел, то понял, что расплести их ему не под силу. Тогда страус горько заплакал и стал проклинать свою несчастную любовь к прекрасной сусличихе. Та как раз проходила мимо и, остановившись, долго пыталась понять, чем же это таким интересным занимается этот ненормальный страус. Тот сделал вид, что все путем, и попросил не мешать ему в его медитации. Суслица прониклась уважением и на цыпочках ушла прочь. Страус продолжал плакать. Так в позе лотоса провел он бессонную ночь, глядя на звезды: тут ему и открылась истина, он понял, что страусы и Камасутра – вещи несовместимые, так же как страусы и суслики, а тогда и этикет тоже не нужен. Расплел страус свои онемевшие ноги, сладко растянулся на песке в тени листьев банановой пальмы и заснул.
