Но тем не менее отказался назвать имена.
И поступил честно, на мой взгляд.
Это сложный вопрос, с какой стороны ни посмотри. Я могу понять, почему некоторые называли имена, считая это проявлением патриотизма… а другие поступали так исключительно ради самосохранения. Но я определенно уважаю высокие моральные принципы вашего брата.
Посмотрите, куда они его завели. Я буду честной с вами, мистер Хауэлл. Иногда я очень жалею о том, что он не назвал имен, как это сделали другие. Потому что тогда он был бы жив. И уж совсем начистоту: если чему и учит нас история, так это тому, что сегодняшняя борьба не на жизнь, а на смерть с годами теряет свою актуальность. Я хочу сказать, что рано или поздно страна прозреет и «черные списки» канут в прошлое. Когда-нибудь историки, наверное, назовут этот период политическим заблуждением, позорным пятном в жизни нации. И будут правы. Но вот только моего брата уже не вернешь.
Я уверен, он бы очень хотел, чтобы вы продолжали писать.
Но — разве вы не слышали? — мое имя тоже фигурирует в «черных списках».
Только для журнала «Суббота/Воскресенье». И между тем они ведь официально не уволили вас.
Как только закончится мой вынужденный творческий отпуск, они это сделают. А на Манхэттене быстро распространяются слухи. Как только журнал меня уволит, я стану изгоем в журналистском мире.
Только не в Брансуике, штат Мэн.
Что ж, приятно слышать, — рассмеялась я.
И готов спорить, самое трудное в вашем вынужденном простое — это не иметь выхода к читателям.
Как вы догадались?
Я всю жизнь вращаюсь среди журналистов. Без чего они точно не могут жить, так это без аудитории. Я предлагаю вам аудиторию, Сара. Небольшую аудиторию. Но все-таки…
Разве вас не пугает перспектива взять на работу опальную журналистку?
Нет, — твердо сказал он.
А что бы вы хотели предложить мне в качестве темы?
Возможно, что-то наподобие вашей колонки «Будни». Мы можем обговорить это потом.
В «Субботе/Воскресенье» вряд ли обрадуются, когда узнают, что я работаю на стороне, при этом получая от них зарплату.
Вы подписывали с ними контракт на эксклюзивные права?
Я покачала головой.
Они настаивали на том, чтобы вы не работали на кого-то еще, пока находитесь в творческом отпуске?
Нет.
Тогда не вижу проблем.
Пожалуй.
Но, разумеется, встает вопрос денег. Если позволите, вопрос личного характера: сколько они вам платили за колонку?
Сто восемьдесят долларов в неделю.
Дункан Хауэлл едва не поперхнулся.
Даже я столько не зарабатываю, — сказал он. — И конечно, я не смогу предложить вам сумму такого порядка. Мы ведь «маленькие».
Я и не говорю, что претендую на такие деньги. Как насчет пятидесяти баксов за колонку? Столько я трачу здесь на аренду жилья и прочие бытовые нужды.
Это все равно куда больше, чем я плачу другим колумнистам своей газеты.
Я удивленно выгнула брови. Дункан Хауэлл уловил намек.
Хорошо, хорошо, — сказал он, протягивая мне руку. — Договорились на пятьдесят.
Мы ударили по рукам.
Как здорово снова вернуться к работе, — сказала я.
Конечно, Дункан Хауэлл был прав. Хотя я и не признавалась в этом (и постоянно убеждала себя в том, что мне нужно отдохнуть от машинки), я отчаянно скучала по творчеству. И ла, он оказался проницательным парнем и сумел задеть нужную струну. Он четко уловил, что без работы я задыхаюсь. Я не привыкла к пассивному образу жизни, к безделью. Мне нужно было к чему-то стремиться, мой день должен был подчиняться строгому распорядку и цели. Как любой другой профессионал, привыкший к аудитории, я действительно мечтала вернуться. Пусть даже это будет аудитория не национального масштаба, а всего восемь тысяч ежедневных читателей «Мэн газет».
Премьера моей колонки состоялась ровно через неделю после ланча в «Мисс Брансуик». Мы договорились назвать ее «Изо дня в день». Как и в предыдущей колонке, я представляла легкий сатирический комментарий на прозаические темы. Только акценты сместились: если раньше в моих эссе был столичный уклон, то теперь я сосредоточилась на домашних, местечковых проблемах. Так появились «Двадцать три тупых способа применения плавленого сыра „Велвита"», или «Почему восковая эпиляция вызывает у меня чувство неполноценности», или (мое любимое) «Почему женщины не дружат с пивом».
Дункан Хауэлл настаивал на том, чтобы я сохранила тот дерзкий и нагловатый стиль, который отличал мои колонки в «Субботе/Воскресенье»: «Не надо щадить читателя. Жители Мэна всегда чувствуют, когда кто-то пытается ткнуть их носом… и им это не нравится. Но нужно время, чтобы они привыкли к твоему стилю… в конце концов ты покоришь их».
Разумеется, первые колонки «Изо дня в день» никого не покорили.
«Что вы творите? Наняли какую-то всезнайку, чтобы она строчила свою заумь в нашей респектабельной газете?» — таким было одно из первых писем, адресованных главному редактору.
Спустя неделю в читательской почте грозно проревело: «Может, такие штучки и проходят на Манхэттене, но мисс Смайт демонстрирует взгляд на мир, который не имеет ничего общего с той жизнью, которой мы живем здесь. Возможно, ей стоит подумать о том, чтобы перебраться обратно на юг?»
Вот так.
Не принимай это на свой счет, — сказал Дункан Хауэлл, когда мы снова встретились в «Мисс Брансуик» за чашкой кофе примерно через месяц после запуска колонки.
Как я могу не принимать это на свой счет, мистер Хауэлл? В конце концов, если у меня не будет контакта с читателями…
Но ты уже в контакте, — возразил он. — Большинство наших одобряют твою работу. И каждый раз, когда я обедаю в городе, кто-нибудь из Боудена или из местных бизнесменов обязательно скажет, как им нравится твой стиль и взгляд на вещи и какой это был удачный ход — пригласить тебя в газету. А парочка нытиков и жалобщиков всегда найдется, чтобы хаять что-то новое и немножко другое. Это нормально. Так что, пожалуйста, не бойся: ты великолепно справляешься с задачей. Настолько, что я начал подумывать… может, ты согласишься писать по две колонки в неделю?
Это шутка?
Нет, абсолютно серьезно. Я действительно хочу, чтобы рубрика «Изо дня в день» прижилась, и думаю, что тут лучше всего подойдет натиск… надо заставить их читать ее по понедельникам и пятницам. Согласна?
Конечно. А вы сможете себе это позволить?
Я что-нибудь придумаю.
Он снова протянул мне руку:
Так мы договорились?
А я-то приехала в Мэн с мыслью о праздной жизни.
И это говорит журналист…
