Таблетки сделали свое дело. Я провалилась в глубокий сон. Проснулась я поздним утром. На душе было удивительно спокойно, я как будто освободилась от всего, что меня мучило. Теперь у меня был план, было будущее, было к чему стремиться.
Днем в палату зашел доктор Болдак. Он осмотрел мои боевые раны. И остался доволен тем, как идет процесс заживления. Он спросил про болевые ощущения. Я пожаловалась на постоянную тупую боль.
А как таблетки, помогают?
Я скучаю по морфию.
Еще бы! Вот почему я решительно настоял на том, чтобы его у вас отобрали. Я вовсе не хочу, чтобы вы ушли отсюда, возомнив себя Томасом де Куинси
[65]
.
Мне казалось, что он предпочитал опий.
Послушайте, я ведь врач, а не литературный критик. Но я знаю точно, что морфий вызывает зависимость.
Но вы должны дать мне что-нибудь обезболивающее.
Конечно. Я выдам вам недельную порцию таблеток. Через три-четыре дня боль утихнет, так что я сомневаюсь, что они понадобятся вам в дальнейшем.
Хорошо бы.
А как со всем остальным справляетесь?
На удивление хорошо.
В самом деле?
Сейчас у меня трудный период, но я справлюсь.
Не пугайтесь, если вдруг почувствуете депрессию. Это обычная реакция.
Я буду умницей, — пообещала я.
Потом он сказал, что завтра я могу идти домой. Я позвонила Рут и спросила, сможет ли она забрать меня утром. Она была в госпитале уже в девять. Помогла мне сесть в машину. Отвезла меня домой. Накануне у меня сделали уборку. Постель была застелена свежим бельем. Рут закупила продукты, и холодильник был забит всем необходимым. На кухонном столе лежала маленькая стопка почты. Я решила, что все это можно оставить нераспечатанным.
Рут спросила, что еще нужно сделать.
Вот рецепт от доктора Болдака…
Нет проблем, — сказала она. — Я сейчас же съезжу в аптеку на Мэн-стрит и все привезу. Еще не хватало, чтобы ты страдала от боли.
Пока ее не было, я успела позвонить местному адвокату, выбрав первое попавшееся имя в телефонном справочнике. Его звали Алан Буржуа. Он сам снял трубку. Я объяснила, что у меня уже составлено завещание, которое хранится у адвоката в Нью-Йорке, но по тому завещанию я все оставила своему брату, а он скончался. Могу ли я изменить его? Адвокат сказал, что с радостью составит для меня новое завещание, которое заменит предыдущее. Могу ли я заглянуть к нему завтра? Или же, если я свободна сегодня днем, он мог бы найти для меня время. Сегодня он не загружен.
Мы договорились встретиться в два пополудни. Рут вернулась через час с лекарством:
Аптекарь сказал, что нужно принимать не более двух таблеток каждые три часа. Это тебе на неделю.
Сорок две таблетки. Должно хватить для задуманного.
Даже не знаю, как тебя благодарить, — сказала я. — Ты замечательный друг.
Я заеду завтра, если не возражаешь.
Не нужно. Я справлюсь.
Она недоверчиво покосилась на меня:
Я все-таки загляну.
Днем я вызвала такси и отправилась на Мэн-стрит в офис Алана Буржуа. Его контора располагалась над галантереей. Адвокат оказался коротышкой лет пятидесяти пяти, в невзрачном сером костюме, под которым был пуловер с вырезом. Из нагрудного кармана торчала авторучка. Он выглядел типичным сельским адвокатом: тихий, прямолинейный, деловой. Он записал мои личные данные.
Спросил имя моего нью-йоркского адвоката. Потом поинтересовался, как я хочу поделить свое имущество.
Пятьдесят процентов должно отойти Рут Рейнолдс из Бата, штат Мэн, — сказала я.
А остальное?
Я набрала в грудь воздуха:
Остальное должно остаться в трастовом фонде на имя Чарльза Малоуна до достижения им совершеннолетия.
Чарльз Малоун ваш племянник?
Сын моего друга.
Мистер Буржуа сказал, что завещание, поскольку оно несложное, будет готово к завтрашнему дню.
А нет ли возможности завершить все сегодня? — спросила я.
Что ж, я попробую управиться до конца рабочего дня. Но тогда вам придется приехать еще раз через несколько часов.
Это не проблема. Мне все равно нужно сделать кое-какие дела.
Меня это устраивает, — сказал он, и мы договорились встретиться около пяти вечера.
Я не могла долго ходить, поэтому снова вызвала такси. Попросила водителя подождать, пока я загляну в хозяйственный магазин, где я купила целлофановые пакеты и широкую клейкую ленту. Потом я заехала в банк, сняла со счета пятьдесят долларов на оплату услуг мистера Буржуа. Из банка мы поехали в винный магазин, который находился неподалеку от колледжа. Я собиралась купить бутылку виски «J&В», но тут увидела стоявший рядом «Гленфиддик». Разница в цене составляла шесть долларов. Я решила не экономить.
Наконец я была дома. С таксистом мы договорились, что он заедет за мной около пяти. У меня в запасе было полтора часа. Я провела их с пользой. Собрала на столе все чековые и депозитные книжки. Нашла свои скромные драгоценности и выложила их рядом с банковскими документами. Потом я вставила в каретку лист бумаги и набросала короткое письмо Джоэлу Эбертсу. разъяснив суть нового завещания. Я сообщила ему координаты Алана Буржуа и написала, что договорюсь об отправке ему почтой копии документа.
Когда ты получишь мое новое завещание, меня уже не будет в живых. Я не хочу пускаться в объяснения, почему решила покончить со всем. Скажу лишь одно: я просто не знаю, как жить дальше.
В новом завещании ты назван моим душеприказчиком, поэтому я доверяю тебе продать мою квартиру, акции и учредить трастовый фонд на имя Чарльза Малоуна, которому я завещаю половину своего состояния. Я уверена, ты сочтешь это решение странным. Но мои доводы просты: Джек Малоун был мужчиной, которого я любила больше всего на свете. Да, он разрушил эту любовь, предав Эрика, но это предательство не отрицает той роли, которую он сыграл в моей жизни в последние годы. Я всегда хотела детей, но моя мечта не сбылась. У Малоуна есть сын. Пусть хотя бы он выиграет от той любви, которую я когда-то испытывала к его отцу… но, пожалуйста, распорядись, чтобы ни при каких обстоятельствах сам Малоун не имел доступа к этому фонду.
И напоследок позволь мне сказать, что ты всегда был замечательным другом. Прошу тебя, пойми: я знаю, что это единственно правильный выбор. Я вижу в нем логический конец затянувшегося противостояния с жизнью. Я боролась, как могла — но все равно постоянно терпела поражения. Пора уступить неизбежности и признать, что договориться с жизнью не удалось. Я желаю тебе только хорошего. И спасибо за всё.
