И я услышала собственный голос:
Хорошо.
Он, казалось, не ожидал такого ответа:
Что?
Хорошо, я выйду за тебя замуж.
Ты серьезно?
Да. Серьезно.
На смену первоначальному потрясению пришла эйфория.
Я не верю, — воскликнул он.
Придется поверить.
Я должен буду позвонить родителям, как только мы приедем на Манхэттен. Вот они обрадуются! Особенно мама.
Еще как обрадуются, — тихо сказала я.
Я ни слова не сказала Джорджу о той милой беседе, что состоялась сегодня за завтраком между мной и его матерью. Как не сказала о ней и Эрику. Потому что знала: стоит мне хотя бы намекнуть брату о содержании разговора с миссис Грей, рассказать ему о невиданной чопорности семьи, в которую я собираюсь влитъся, — и он непременно попытается отговорить меня от помолвки.
Так что я ничего не сказала, кроме того, что я чертовски счастлива и уверена в правильности своего решения. Эрик встретился с Джорджем в баре отеля «Астор». Нашел его довольно приятным. Прзже, когда Джордж спросил меня, произвел ли он впечатление на моего брата, я ответила: «Он в восторге».
Точно так же, как твоя мать в восторге от меня. Ох уж эта ложь, которой мы обмениваемся в стремлении отвернуться от режущей глаза правды.
Разумеется, сразу после того, как я приняла предложение Джорджа, в моей голове все настойчивее стал звучать голос сомнений. Причем чем больше времени я проводила с Джорджем, тем громче становился голос, и это меня пугало. В конце концов, по прошествии нескольких недель, голос уже не смолкал, так что я начала подумывать: пора выпутываться из этой ловушки. И быстро.
Но однажды утром я проснулась и обнаружила, что серьез больна. Всю неделю мое утро начиналось с бешеного рывка в ванную. Уверенная в том, что подцепила какую-то кишечную инфекцию, я записалась на прием к доктору Балленсвейгу. Он сделал несколько тестов. Когда он выдал мне результат, я испытала состояние, близкое к обмороку.
Из дома я сразу же позвонила Джорджу в банк.
Здравствуй, дорогая, — сказал он.
Нам нужно поговорить.
Что случилось? — вдруг разволновался он.
Я набрала в грудь воздуха.
Что-то ужасное?
Ну, это как посмотреть.
Говори же, дорогая. Говори.
Я снова глубоко вдохнула. И выдохнула:
Я беременна.
7
Прошло еще несколько ужасных дней, прежде чем я решилась пойти к Эрику и выложить ему новость. Он поморщился, потом надолго замолчал. Наконец он задал мне вопрос:
Ты счастлива от этого?
И вот тогда я разрыдалась, уткнувшись ему в плечо. Он обнял меня и нежно покачал утешая.
Ты не должна оставлять все, как есть, если не хочешь этого, — прошептал он.
Я подняла голову:
Что ты предлагаешь?
Я просто говорю, если ты хочешь избавиться, я, наверное, смогу тебе помочь.
Ты имеешь в виду медицинским путем?
Он кивнул:
Моя приятельница-актриса знает одного врача…
Я жестом заставила его замолчать:
Об этом не может быть и речи.
Хорошо, — сказал он. — Я всего лишь предложил…
Да, я знаю, и очень тебе благодарна…
Я снова прильнула к нему и заплакала:
Черт возьми, я просто не знаю, что делать.
Позволь спросить: ты действительно хочешь выйти замуж за этого парня?
Нет. Это ошибка. Даже его мать сказала мне об этом.
Когда?
После той ночи, что я провела в их доме в Гринвиче.
Не в ту ли ночь вы с Джорджем…
Я кивнула. И покраснела.
Она как-то узнала об этом.
Должно быть, стояла под дверью, прислушивалась. Как бы то ни было, если она говорит, что это ошибка, тогда, значит, ее не сильно шокирует твое решение разорвать помолвку.
Ты не можешь без шуточек. Джордж знает, что я беременна. Его родители знают, что я беременна. Кто же мне позволит так запросто все порвать?
Но мы же не при феодальном строе, несмотря на все усилия республиканцев. Ты не рабыня. И вольна делать все, что хочешь.
Ты имеешь в виду растить ребенка одной?
Да. Собственно, мы можем делать это вместе.
До меня не сразу дошел смысл его слов.
Я тронута. Глубоко тронута. Но это бредовая идея. И ты это знаешь. Я не смогу вырастить ребенка одна.
Но я же буду рядом.
Я не об этом.
Тебя волнует, что скажут люди?
Меня волнует, что я стану изгоем. Ты сам не раз говорил: в душе мы пуританская страна. Мы осуждаем любого, кто совершает сексуальное прегрешение. А внебрачный ребенок, к тому же всоспитываемый матерью-одиночкой, — грех вдвойне.
Значит, вынужденный брак — это достойная альтернатива.
Я уверена, что смогу сделать наш брак счастливым. Джордж — неплохой человек.
Неплохой человек. Звучит как приговор, Эс.
Я знаю, знаю. Но… что я могу сделать?
Один решительный телефонный звонок. Скажи ему, что у тебя будет ребенок, но не будет его в качестве мужа.
Я не настолько храбрая, Эрик. И к несчастью, я консервативна.
Что ж, к тому времени, как Джорджик и его родители доконают тебя, ты будешь вполне чувствовать себя ибсеновской героиней.
Большое спасибо.
Кстати, как они восприняли новость?
Я задумалась, потом ответила:
Как им и положено.
Как положено? Что ты имеешь в виду?
Скажем так, отреагировали сдержанно, как обычно.
Ну конечно, они же «белая кость», а не какие-то там плебеи итальянцы. Разумеется, они вынуждены сдерживать свои эмоции. Но думаю, на этот раз сдержанность была ледяная.
Я промолчала. Потому что Эрик был, как всегда, прав. Хотя о нашей помолвке Джордж сообщил родителям в тот же день, как я приняла его предложение, было решено, что мы подождем месяц-два, прежде чем назначать день свадьбы.
А потом я побывала у доктора Балленсвейга, и мне пришлось объявить Джорджу новость о ребенке. Он воспринял ее с энтузиазмом, сказав, что мечтает о детях. Я все-таки не преминула заметить, что ребенок несколько осложняет брак, тем более если будущие супруги до помолвки были знакомы лишб месяц. Но Джордж заверил меня, что все к лучшему.
