Но за выходные он так ни разу и не позвонил. Не позвонил он и в понедельник. Идиотка, идиотка, твердила я про себя. Ты сама оттолкнула его. К восьми вечера во вторник я уже была готова к худшему. Если ты действительно не хочешь обижать Дороти тогда одевайся и уходи. Потому что ты обязательно сделаешь ей больно. Какого черта я это сказала? Очевидно, само вырвалось, С чего вдруг я взъелась на этот дурацкий лосьон? Ведь мне следовало быть мудрой и чуткой, разве не так? Тебе пора домой, к жене. Он и ушел Домой. Навсегда.
И вот в восемь часов раздался звонок. Я бросилась к двери и со злостью распахнула ее. Джек был в своем темно-коричневом пальто и мягкой фетровой шляпе, из тех, что в почете у газетчиков. В одной руке он держал чемодан, в другой — букет.
Где ты был, черт возьми? — спросила я.
В Филадельфии. — Казалось, он несколько опешил от моего напора. — Я же тебе говорил.
А в субботу и воскресенье?
Дома, с семьей, как ты и просила…
Я прекрасно помню, что я тебе говорила. Но это не значит, что ты должен следовать каждому моему совету.
Он попытался сдержать улыбку:
Иди ко мне, психопатка ты моя.
Уже через несколько секунд мы оба были без одежды. Нам не удалось пробраться дальше ковра в гостиной. Когда я почувствовала, что вот-вот переполошу соседей своим криком, я впилась в его рот глубоким поцелуем. Потом мы очень долго молчали.
Здравствуй, — наконец произнес он.
Здравствуй, — рассмеялась я.
Четыре дня — это…
Слишком долго, — закончила я его мысль. — Даже не могу передать, как я по тебе скучала.
Никогда бы не подумал.
Не наглей, солдат.
Я поднялась с ковра и скрылась в спальне. Надела халат. Потом полезла в шкаф и достала хозяйственную сумку. Когда я вернулась в гостиную, Джек сидел на диване, натягивая нижнее белье.
Одеваться не обязательно, — сказала я.
Но я могу замерзнуть. У тебя что-то прохладно.
Это должно тебя согреть, — сказала я и достала из сумки большой пакет, упакованный в подарочную голубую бумагу от «Брукс Бразерс».
Подарок? — удивился он.
Надо же, а ты, оказывается, догадлив.
Он надорвал бумагу. И улыбнулся, тут же облачившись в голубой льняной халат, который я купила ему вчера.
А у вас есть вкус, мисс Смайт, — сказал он.
Тебе нравится?
Не то слово. «Брукс Бразерс». Высший класс. Теперь у меня такое ощущение, будто я ходил в Принстон.
Тебе идет.
Он вышел в прихожую и оценил себя в зеркале:
Да, определенно идет.
Я полезла в сумку и извлекла еще один пакет в оберточной бумаге.
Ты сумасшедшая?
Нет. Просто щедрая.
Слишком щедрая, — сказал он, целуя меня в губы.
Сначала посмотри, понравится ли.
Он открыл пакет. И расхохотался. Потому что увидел два флакона лосьона после бритья от «Касвелл Масси».
Два флакона? — сказал он, отвинчивая крышку одного из них.
Один будешь держать здесь, другой дома.
Он лукаво улыбнулся мне и глубоко вдохнул аромат.
Роскошный запах, — сказал он. — Это намек?
Да. От «Меннена» пахнет дешевкой.
Ах ты, эстетка. Халаты от «Брукс Бразерс», лосьоны от «Касвелл Масси». Следующий этап — уроки этикета.
Разве это плохо, что я покупаю тебе красивые вещи?
Он погладил мои волосы:
Нет, конечно. Я одобряю. Просто не знаю, как объяснить жене покупку нового лосьона.
Ты всегда можешь сказать, что купил его сам.
Но я из тех, кто никогда не потратит больше доллара на лосьон после бритья.
Так и быть, бруклинский мальчишка, подкину тебе идейку. Завтра зайди в «Касвелл Масси» — на углу Лексингтон и 46-й улицы — и купи своей жене флакончик их туалетной воды. Потом скажешь, что, покупая ей подарок, протестировал их лосьон после бритья и решил, что ты уже перерос «Меннен». Она одобрит, поверь мне.
Он плеснул лосьон на руку и растер по лицу.
Ну, что скажешь? — спросил он.
Я вплотную приблизила свое лицо к его лицу, потом начала целовать его шею:
Работает.
Ты просто прелесть. А у тебя портативная пишущая машинка?
Да я бы не сказала.
Он подошел к письменному столу и приподнял мой «ремингтон».
Нормально, донесу, — сказал он.
Я даже не сомневалась. Но зачем она тебе?
Есть идея.
Спустя два дня я ехала утренним поездом в Олбани вместе с Джеком. Мы зарегистрировались в отеле «Кэпитал» как мистер и миссис Малоун. Пока он встречался со своими клиентами, я сидела за столиком в нашем номере и печатала на своем «ремингтоне» очерки для колонки «Будней». Джек вернулся около пяти вечера, я раздела его за минуту. Через полтора часа он закурил и сказал:
Несомненно, это самое сексуальное из всего, что когда-либо происходило со мной в Олбани.
Надеюсь, — заметила я.
В Олбани было пятнадцать градусов ниже ноля, так что в тот вечер мы никуда не пошли и заказали еду в номер. На следующее утро Джек отважился выйти на улицу, чтобы встретиться еще с несколькими клиентами. Я пробежалась по центру города — и решила, что для Олбани этого достаточно. Я вернулась в наш номер, напечатала половину колонки про кино, а остаток дня убила на двойном сеансе в ближайшем кинотеатре, где крутили фильмы с красавчиком Виктором Матуре («Самсон и Далила» и «Вабаш Авеню»), В половине шестого я была в отеле. Я уже собиралась открыть дверь номера, когда услышала разговор Джека по телефону.
Хорошо, хорошо… я знаю, что ты злишься, но… что такого, если я задержусь еще на одну ночь?.. Да, да, да… ты права… но послушай, это не значит, что я хочу быть вдали от тебя… Ты же знаешь, что я тебя люблю… Послушай, лишняя ночь в Олбани означает дополнительные командировочные в десять долларов… Ладно, ладно… Я тебя тоже, дорогая… Скажи Чарли, что я люблю его… и да, завтра в пять, без опозданий… Хорошо, пока.
Я выждала мгновение, потом открыла дверь. Джек прикуривай сигарету и наливал бурбон в стакан для умывания. Он попытался выдавить из себя улыбку, но вид у него был напряженный. Я подошла к нему, обняла за шею и сказала:
Рассказывай.
Да ерунда.
И из-за этой ерунды на тебе лица нет?
Он пожал плечами:
Просто неприятный деловой звонок, вот и все.
Я отпустила его, прошла в ванную, взяла второй туалетный стакан, вернулась в комнату и тоже налила себе бурбона.
