— И что произошло?
— Ты не забыл, что мы слушаем твою историю? Итак ты был безумно влюблен в свою студентку. И вы продолжали встречаться два раза в неделю в том самом autoroute
[135]
мотеле?
— Нет, после той первой встречи в Толедо я покончил с этим.
— Из чувства вины?
— Именно. Как бы я ни был увлечен Шелли, я понимал, что, раз переступив черту, необходимо остановиться. Потому что…
— Ты боялся за свою работу, карьеру?
— Да, и это тоже. Но была и еще одна причина. Я постоянно пытался убедить себя в том, что отношения между мной и Сьюзан со временем наладятся… что ее безразличие ко мне — всего лишь одна из временных трудностей, с которыми сталкиваешься за долгие годы брака.
— Но почему ты не мог устроить так, чтобы тайно встречаться со своей студенткой несколько раз в неделю. Ведь она этого хотела, не так ли?
— После того как у нас случился секс, Шелли буквально снесло крышу. Она не могла понять, почему я больше не стану спать с ней. Я пытался объяснить — много раз — что просто не могу оставаться ее любовником… что, несмотря на мои чувства к ней, у нас нет будущего…
— Она, конечно, сильно расстроилась.
— Разве можно обвинять ее? Тем более что именно я повел себя глупо. Для мужчины вообще непростительно… Два месяца я поддерживал роман с незаурядной девушкой, а потом — когда дело дошло до секса — резко все оборвал.
— Но почему ты считаешь, что это так уж глупо? Хорошо, допустим, ты наслаждался псевдоплатоническими отношениями с этой своей студенткой. Потом вы оба решили стать любовниками. Но ты решил, что неразумно продолжать любовную связь. Разумеется, если бы она была более зрелой в эмоциональном плане, она бы приняла твое решение…
— Все дело в том, что ей было всего восемнадцать…
— Среди восемнадцатилетних тоже встречаются эмоционально зрелые. Но твоя девушка явно не из их числа.
— Все эти месяцы, пока мы держались за руки в кафе, влюбленно глядя друг другу в глаза, я понимал, что, если наши встречи продолжатся, добром это не кончится. Беда в том, что мне была невыносима сама мысль о том, чтобы не продолжать их.
— Это потому, что ты был влюблен. Именно поэтому оборвал ваши отношения — зная, что, начав спать с ней регулярно, ты уже не сможешь остановиться.
— Возможно. Но разве ты не поняла, насколько противоречивыми были мои мысли? Я так отчаянно хотел ее. И вот, когда она стала моей…
— Противоречивые мысли? Ну что в этом такого? В конце концов, в делах сердечных мы все совершаем противоречивые поступки. Помнишь, как у Паскаля: «У сердца свой разум, которого собственно разум познать не может»?
— Ты пытаешься убедить меня в том, что все хорошо, когда на самом деле…
— Ты сопротивлялся искушению, ты уступил искушению, но потом снова попытался противостоять искушению. Конец истории. Но, поскольку американцы приравнивают секс к потенциальной угрозе, история на этом не закончилась, не так ли?
— Нет, не закончилась.
— Так что же случилось с девушкой, Гарри?
— Потом все как-то запуталось. Через несколько дней после нашей встречи в мотеле она начала забрасывать меня любовными письмами — на мое имя в колледж каждый день приходило по пять писем на цветной бумаге. Столько же — по электронной почте. И во всех письмах были одни и те же слова: «Ты любовь всей моей жизни… не могу прожить без тебя и дня… не могли бы мы завтра увидеться снова?» Я был слегка обескуражен столь бурным — всплеском чувств. Когда мы просто встречались за чашкой кофе, она была так романтична… но я и представить не мог, что после того, как мы переспим, она станет такой прилипчивой.
— Никогда не знаешь, как поведет себя другой человек… особенно после интимной близости.
— Верно сказано. Увидев Шелли слоняющейся у дверей моей аудитории, это было через два дня после Толедо, я решил принять срочные меры. У нас было «свое место» у озера, я позвал ее туда и спокойно объяснил, что, как бы нежно я к ней ни относился, наш роман закончен. Шелли была убита этой новостью и сказала, что, если бы она заранее знала о том, что все так будет, ни за что не легла бы со мной в постель. Я попытался терпеливо объяснить ей, что хотя я и без ума от нее…
— Ты все-таки человек совестливый…
— Что-то вроде того, да. Просто поразительно, как мучительно ты страдаешь перед тем, как переступить опасную грань. И вот, набравшись смелости и сделав решительный шаг, тотчас жалеешь об этом…
— Это еще одно из противоречий нашей жизни, Гарри. Шелли расплакалась, когда ты сообщил ей о своем решении?
— Она отказывалась принимать его… Просто не могла поверить, что я передумал. Я опять попытался все объяснить. Да, у меня были чувства к ней… да, я обожал наши беседы, считал ее потрясающей девушкой… и да, если бы я не был женат и не был бы ее преподавателем… Она никак не хотела понимать… начала умолять меня, говорила, что готова на все, лишь бы сохранить наши отношения.
— Она была девственницей?
— Нет, у нее был большой роман в школе… и он закончился, когда она поступила в колледж. Но в ее воображении мы были Тристаном и Изольдой, обреченными быть вместе до самой смерти. Как я ни пытался убедить Шелли, что со временем наша любовь покажется ей всего лишь мимолетным эпизодом ее личной жизни, она была неумолима… и решительно хотела сохранить наши отношения. Мой почтовый ящик был по-прежнему забит ее письмами — каждый день их приходило с десяток, — она упорно дежурила у дверей аудиторий, в которых у меня были занятия.
— Очевидно, коллеги стали замечать, что одна из студенток чересчур увлечена своим преподавателем?
— Конечно. Дуг Стенли, мой единственный близкий друг на факультете, однажды отвел меня в сторонку и прямо спросил, нет ли у меня романа с Шелли. Естественно, я все ему рассказал и даже озвучил терзавший меня вопрос: не пойти ли мне к декану факультета, Гарднеру Робсону, чтобы рассказать все начистоту? Дуг твердо стоял на том, чтобы я ни в чем не признавался, поскольку иначе мне конец. Еще он сказал, что, пока Шелли не раструбила о романе, я в безопасности. Он надеялся на то, что очень скоро она успокоится, и даже предложил свою помощь в том, чтобы поговорить с ней и прощупать, не согласится ли она сходить на прием к психотерапевту колледжа.
— Зная тебя, представляю, как ты терзался чувством собственной вины.
— Это была настоящая пытка. Я практически не спал и меньше чем за две недели похудел на пятнадцать фунтов. Даже моя жена, полностью игнорировавшая меня, заметила, что я в плохой форме, и спросила, в чем дело. Я свалил все на депрессию — и вот тогда она сказала, что я пребываю в таком состоянии уже долгие годы. «Ты ожил только в последние пару месяцев — когда мне стало ясно, что у тебя роман». Я не стал отрицать этого, а она не стала намекать на то, что знает имя моей любовницы, на следующий вечер я вернулся домой и застал ее в кабинете за моим компьютером, читающей мою электронную переписку.
