По лестнице я поднимался едва ли не вприпрыжку — мочевой пузырь едва не лопался от выпитой за ночь воды (предписание доктора). Поэтому, не заходя в комнату, я сразу завернул в туалет.
Открыв дверь, я в ужасе отпрыгнул назад. Передо мной был Омар. Его тело неуклюже распласталось на стульчаке. Горло было перерезано. Повсюду была кровь. Изо рта покойника торчал ершик для унитаза.
15
Инспектор Жан-Мари Кутар был обрюзгшим; лет пятидесяти с небольшим, невысокого роста — пять футов шесть дюймов, как я определил на глазок; двойной подбородок, выдающийся вперед живот и красное, будто распаренное, лицо. Его одежда была эклектична: спортивная клетчатая куртка, серые брюки, полосатая рубашка в пятнах от еды, шелковый галстук с разноцветным орнаментом. Отсутствие интереса к моде вполне сочеталось с его общим нездоровым видом. В уголке рта была зажата сигарета — казалось, что он дымил ею в надежде проснуться. Было начало восьмого утра, и инспектор выглядел так, будто его вытащили прямо из постели.
К моменту прибытия полиции у двери туалета было уже не протолкнуться. Двое копов в штатском, двое судебных медиков в белых халатах и латексных перчатках, фотограф и врач, осматривавший гротескное месиво, которое являл собой Омар. Потом появились еще двое полицейских в штатском, одним из них и был Кутар.
Но первыми на место происшествия прибыли копы в форме, тоже двое. Они появились через десять минут после того, как я, выбежав на улицу, позвонил в полицию из телефонной будки в конце улицы. Сделал я это, исключительно повинуясь инстинкту. Потом меня осенило: они будут спрашивать, где я был в момент преступления. Поскольку я не мог рассказать о своей работе, я бегом поднялся к себе, разобрал постель и примял подушку, пытаясь создать видимость, будто полночи мирно проспал в своей комнате. Все это время я лихорадочно соображал, какое алиби с моей стороны будет выглядеть наиболее правдоподобным.
Мне пришлось снова спуститься вниз, чтобы впустить полицию: двух молодых сержантов. Они проследовали за мной наверх и едва не рухнули в обморок при виде залитого кровью тела. Вызвав подкрепление, один из них занял пост снаружи, чтобы никто не мог покинуть здание. Другой прошел со мной в комнату и попросил документы. Когда я предъявил американский паспорт, он посмотрел на меня вопросительно.
— Почему вы здесь живете?
— Здесь дешево.
Коп стал задавать полагающиеся в таких случаях вопросы. В котором часу я обнаружил тело? Где я был прошлой ночью? («Я не мог заснуть, поэтому вышел прогуляться».) Во сколько это было? («Около двух ночи».) Куда я ходил? («Я прошелся вдоль канала Сен-Мартен, потом перешел на другой берег и отправился вдоль Сены к Нотр-Дам, оттуда повернул назад и по дороге зашел в местную булочную за круассанами».) Был ли я знаком с покойным? («Шапочное знакомство».) Нет ли у меня предположений, бы мог это сделать? («Понятия не имею».)
После блицопроса меня попросили подождать прибытия инспектора. Паспорт коп оставил у себя. Мое алиби казалось хлипким, узких мест в нем было предостаточно, по крайней мере, продавец из булочной мог подтвердить, что я и в самом деле заходил к нему в шесть часов утра.
Не в силах побороть беспокойство, я улегся под одеяла. Перед глазами стоял убитый Омар. Брызги крови по всем туалету… глубокая рана, зияющая на горле… спущенные брюки — должно быть, в момент нападения справлял большую нужду… Судя по всему, убивали его двое: один держал жертву, а другой засовывал в рот ершик, на манер кляпа, после чего полоснул по шее. Может Янне удалось позвонить той ночью мужу в Турцию и рассказать об «изнасиловании», а тот дал знать своим дружкам, которые…
Нет, это невозможно — ведь Янна сказала, что Недин возвращается в Париж ночным рейсом. Это означало, что с ним никак нельзя было связаться. Так что мужа Янны пришлось исключить. Но кто же тогда? Зная Омара, можно было утверждать, что врагов он нажил предостаточно.
И именно об этом в первую очередь спросил у мои инспектор Кутар.
— У покойного были конфликты с кем-нибудь?
Я догадывался, что этот вопрос непременно возник потом и решил притвориться полным олухом.
— Я его не знал.
— Даже притом, что он был вашим соседом?
— Мы не разговаривали.
— Вы жили на одном этаже, делили один туалет.
— Можно пользоваться коммунальным туалетом и все равно не общаться.
Кутар полез в карман куртки и извлек мой паспорт, старался не выдать своего удивления. Он пролистал страницы паспорта, задержавшись на отметках о въезде, которых было всего две.
— Вы въехали во Францию 28 декабря прошлого года, через Канаду.
— Совершенно верно. У меня была пересадка в Монреале.
— А откуда вы вылетели?
— Из Чикаго.
— Это ваше последнее местожительство в Соединенных Штатах?
— Нет, я жил в…
Мне пришлось назвать город в Огайо.
— И что заставило вас прилететь во Францию 28 декабря прошлого года?
Я был готов и к этому.
— Мой брак распался, я потерял работу в колледже, где преподавал, и решил сбежать от проблем, поэтому…
— А что, нет прямых рейсов из Чикаго в Париж? — спросил он, и мне стал понятен подтекст его вопроса: если ты, парень, прилетел сюда через другую страну, возможно, ты бежал не только от неудачного брака.
— Рейс «Эйр-Канада» из Монреаля был самым дешевым вариантом.
— Каков род ваших занятий, мистер Рикс?
— Я писатель.
— Кто ваш издатель?
— У меня его нет.
— А, значит, вы начинающий писатель.
— Совершенно верно.
— И вы живете на улице де Паради с…
— С начала января.
— Странное место жительства для американца, но уверен, этот вопрос вам сегодня уже задавали.
— Да, задавали.
— А ваш сосед, покойный мсье Омар Тарик? Он бы хорошим соседом?
— Мы практически не общались.
— Вы что-нибудь знаете о нем?
— Совсем ничего.
Инспектор кивнул в знак того, что принял к сведению мою информацию. Потом спросил:
— Никаких идей, кто мог бы с ним так расправиться?
— Как я уже сказал, мы не общались.
Он постучал по ладони моим паспортом, не отрывая от меня взгляда. Потом снова сунул паспорт к себе в кармам,
— Вам следует сделать заявление о происшедшем. Так что, если вы не возражаете, прошу вас явиться в commissariat de police
[138]
Десятого округа сегодня, в два часа дня.
