Утратив интерес, я взял «Парискоуп» и принялся изучать киноафишу, думая о том, какие фильмы мог бы сейчас смотреть. Вскоре я задремал. Меня разбудили стук в дверь и чей-то тихий голос:
— Monsieur?
Аднан? Уже? Я взглянул на часы. Пятнадцать минут шестого. Неужели день пролетел так быстро?
Он зашел в комнату с подносом в руках.
— Вам сегодня лучше, monsieur?
— Да, немного.
— У меня готова ваша одежда из стирки. Если вы в состоянии проглотить что-то более существенное, кроме супа с багетом… Может, приготовить вам омлет?
— Это было бы очень любезно с вашей стороны.
— У вас очень хороший французский.
— Сносный.
— Вы скромничаете, — улыбнулся он.
— Нет, просто стараюсь быть объективным. Мне еще надо подтянуться.
— Ну, здесь это не проблема. Вы раньше жили в Париже?
— Приезжал на неделю несколько лет назад.
— И вам удалось за неделю так освоить французский?
— Это вряд ли, — усмехнулся я. — В Штатах я пять лет ходил на курсы.
— Выходит, вы знали, что вернетесь сюда.
— Думаю, это скорее была мечта… пожить в Париже…
— Жизнь в Париже — это не мечта, — тихо произнес он.
И все-таки долгие годы для меня это была мечта; нелепая мечта, которой живут многие мои соотечественники: стать писателем в Париже. Сбежать от унылой рутины преподавания в богом забытом колледже, чтобы поселиться в какой-нибудь маленькой, но уютной студии возле Сены… в шаговой доступности от квартала кинотеатров. Чтобы по утрам работать над своим романом, а в два часа пополудни пойти посмотреть «Лифт на эшафот» Луи Малле, прежде чем забрать Меган из двуязычной школы, в которую мы бы ее определили.
Да, Сьюзан и Меган всегда присутствовали в моей парижской фантазии. И годами — пока мы вместе посещали курсы французского в колледже и даже старались хотя бы час в день говорить друг с другом по-французски — моя жена поддерживала эту мечту. Но — оно всегда существовало, это злосчастное но, — но прежде мы должны были приобрести новую кухню для нашего слегка обветшалого домика. Потом в доме требовалось заменить электропроводку. А потом Сьюзан хотелось подождать, пока мы оба получим постоянные штатные должности в колледже. Однако, как только меня зачислили в штат, она решила, что еще не время брать творческий отпуск и следует подождать «подходящего момента», чтобы забрать Меган из местной школы без ущерба для ее «образования и социального развития». Сьюзан всегда была чересчур щепетильна в выборе «правильного момента» для принятия «кардинальных решений». Проблема заключалась в том, что жизнь шла вразрез с планами моей жены. Ее всегда что-то останавливало перед решающим прыжком. После пяти лет заверений вроде «возможно, годика через полтора» она бросила языковые курсы, а заодно и прекратила наши вечерние беседы на французском — эти события стали предвестниками охлаждения наших отношений. Я продолжал посещать курсы, настойчиво убеждая себя в том, что однажды я все-таки перееду в Париж, где напишу свой роман. С не меньшим упорством я твердил себе, что поведение Сьюзан — это всего лишь каприз, ведь сама она не признавалась в том, что отдаляется от меня, уверяя, что ничего не случилось.
Но все уже случилось. И в конечном счете обернулось катастрофой. Париж так и остался мечтой, хотя…
— Приезд сюда был для меня единственным спасением, — сказал я Аднану.
— От чего?
— От проблем.
— Серьезных проблем?
— Да.
— Мне очень жаль, — ответил он, извинился и вышел.
Вернулся он минут через пятнадцать с омлетом и корзинкой хлеба. Пока я ел, он сообщил:
— Вечером я позвоню доктору, чтобы подтвердить его завтрашний визит.
— Я не могу себе позволить услуги доктора. Да и отель тоже.
— Но вы все еще очень больны.
— У меня бюджет. Строгий.
Я ждал, что он произнесет что-то вроде: «А я-то думал, все американцы богатые». Но Аднан не сказал ничего, кроме:
— Я посмотрю, что можно сделать.
Таблетки зопиклона вновь сотворили свое маленькое химическое чудо, отправив меня в глубокий сон на всю ночь. Брассёр явился с завтраком в восемь утра и облегчил мой кошелек еще на сотню долларов. Мне удалось самостоятельно доползти до ванной — но это, пожалуй, стало единственным моим достижением. Весь день я провалялся в постели, читая и бесцельно блуждая по телеканалам.
Аднан пришел в пять.
— Я позвонил доктору до работы. Он сказал, что навещать вас нет необходимости, если только ваше состояние не ухудшится…
Что ж, хотя бы одна хорошая новость.
— Но он настойчиво просил, чтобы вы не вставали с постели еще пару дней, даже если вам стало лучше. Он сказал, что с этим гриппом возможен рецидив, поэтому вы должны быть очень осторожны, иначе можно загреметь в госпиталь.
Где тариф будет куда выше, чем сто баксов за ночь.
— Похоже, у меня нет выбора, — заметил я.
— И куда вы потом отправитесь?
— Мне нужно найти какое-нибудь жилье.
— Квартиру?
— Только очень дешевую.
Он понимающе кивнул и спросил:
— Вы готовы принять ванну, monsieur?
Я ответил, что уже сам могу себя обслуживать.
— Значит, выздоравливаете? — спросил он.
— Я твердо намерен съехать отсюда через пару дней. У вас нет никаких идей насчет дешевого жилья для меня?
— В моем arrondissement
[23]
много недорогих мест, хотя даже люди с деньгами начинают потихоньку скупать их.
— И где это?
— Знаете Десятый округ? Рядом с Восточным вокзалом?
Я покачал головой.
— Там много турок.
— И давно вы там обосновались?
— С тех пор, как приехал в Париж.
— Все время на одном месте?
— Да.
— Скучаете по дому?
Он отвернулся.
— Постоянно.
— Вы можете себе позволить изредка навещать родину?
— Я не могу покидать Францию.
— Почему?
— Потому что… — Он запнулся и пристально вгляделся в мое лицо, словно хотел понять, можно ли мне довериться. — Если я покину Францию, могут возникнуть проблемы с возвращением. У меня нет нужных документов.
— Вы здесь нелегально?
Он кивнул.
— А Брассёр это знает?
