— Конечно. Поэтому и держит меня почти бесплатно.
— И сколько стоит это «почти бесплатно»?
— Шесть евро в час.
— А сколько часов вы работаете?
— С пяти вечера до часу ночи, шесть дней в неделю.
— И вы можете прожить на эти деньги?
— Если бы мне не приходилось посылать деньги жене…
— Вы женаты?
Он снова отвел взгляд.
— Да.
— Дети?
— Сын.
— Сколько ему?
— Шесть.
— И вы не виделись с ним…
— Вот уже четыре года
— Это ужасно.
— Да, вы правы. Когда не имеешь возможности видеться со своими детьми… — Аднан замолчал, не закончив фразы.
— Поверьте мне, уж я-то знаю, — произнес я. — Сам не представляю, когда мне снова позволят увидеться с дочерью.
— Сколько ей?
Я сказал.
— Должно быть, она скучает по отцу.
— Это очень сложная ситуация… я постоянно думаю только о дочери.
— Сочувствую…
— И я вам тоже.
Он неуверенно кивнул, потом отвернулся и уставился в окно.
— А ваша жена и сын не могут навестить вас здесь? — спросил я.
— На это нет денег. Даже если я бы нашел способ вызвать их сюда, им бы отказали в визе. Или спросили бы у них адрес, по которому они собираются остановиться. Если назвать несуществующий адрес, их немедленно депортируют. А если адрес подтвердится, он приведет полицию прямо ко мне.
— Наверняка в наши дни у копов полно других забот, кроме как ловить одного нелегального иммигранта.
— В их глазах мы все теперь потенциальные террористы — тем более если у тебя внешность как у выходца из той части света. Вам известно о здешней системе контроля? Полиции официально разрешено останавливать любого и проверять документы. Нет документов — тебя могут отправить за решетку, а если документы есть, но нет вида на жительство — la carte de sejour, — это, считай, начало конца.
— Вы хотите сказать, что если я задержусь по истечении моей полугодовой визы и на улице меня остановят копы…
— Вас не остановят. Вы же американец, белый…
— А вас хоть раз останавливали?
— Пока нет, но это потому, что я избегаю определенных мест вроде станций metro Страсбур-Сен-Дени или Шатле, где полиция часто проверяет документы. В приличных районах я тоже стараюсь держаться подальше от оживленных перекрестков. Прожив здесь четыре года, становишься ушлым и уже знаешь, что следует выглянуть из-за угла и оценить обстановку, прежде чем сворачивать на улицу.
— Как же вы можете так жить? — расслышал я собственный голос (и тут же пожалел, что сказал не подумав). Впрочем, Аднана не смутил столь бесцеремонный вопрос.
— У меня нет выбора. Вернуться я не могу.
— Потому что…
— Неприятности, — сказал он.
— Серьезные?
— Да, — ответил он. — Серьезные.
— Кажется, я знаю, в чем дело…
— Вы тоже не можете вернуться домой?
— Ну, легальных запретов для меня не существует, — сказал я. — Но мне тоже некуда возвращаться. Поэтому…
Снова воцарилось молчание. На этот раз нарушил его Аднан.
— Знаете, monsieur, если вам срочно нужно что-то дешевое…
— Да?
— Извините, — смутился он. — Мне не следовало бы вмешиваться…
— Вы знаете подходящее место?
— Оно не слишком привлекательное, но…
— Поподробнее, что значит «не слишком привлекательное»?
— Вам известно, что такое chambre de bonne?
— Комната для прислуги? — перевел я.
— То, что раньше считалось комнатой для прислуги, теперь представляет собой крохотную квартиру-студию. Размером, может, в одиннадцать квадратов. Кровать, стул, умывальник, электроплитка, душ.
— В плохом состоянии?
— Скажем так, в не очень хорошем.
— Чистая?
— Я помог бы вам там прибраться. Она находится на том же этаже, что и моя сbambre de bоппе.
— Понятно.
— Как я уже сказал, я вовсе не хочу вмешиваться в вашу…
— И сколько в месяц?
— Четыреста евро. Но я знаком с управляющим и мог бы уговорить его снизить цену на тридцать или сорок евро.
— Я бы хотел посмотреть.
Аднан застенчиво улыбнулся.
— Хорошо. Я договорюсь.
На следующее утро, когда Брассёр явился с завтраком, я объявил, что завтра съезжаю. Устраивая поднос на кровати, он непринужденно спросил:
— Значит, Аднан забирает вас к себе?
— О чем это вы?
— О том, что слышал от нашего шеф-повара, который живет в том же доме, что и Аднан: «У него новый бойфренд — американец, который так тяжело заболел».
— Можете думать все, что вам угодно.
— Это не мое дело.
— Вот именно, это не ваше affaire, тем более что никакого affaire
[24]
здесь нет.
— Monsieur, мне ваши заверения ни к чему. Я вам не священник и не жена.
И вот тогда я плеснул в него апельсиновым соком. Даже не задумываясь — инстинктивно схватил стакан и вылил его содержимое на портье. Мне удалось попасть прямо ему в лицо.
Повисло короткое изумленное молчание — капли сока стекали по его щекам, на бровях зависли кусочки мякоти. Но шок быстро прошел.
— Вон отсюда! — рявкнул он.
— Отлично, — сказал я, на удивление бодро спрыгивая с кровати.
— Я вызываю полицию!
— И по какому поводу? Крещение фруктовым соком?
— Поверьте, уж я придумаю какой-нибудь убийственный повод.
— Только посмейте, и я расскажу о нелегальных рабочих, которых вы тут держите и которым платите как рабам.
Это его вмиг отрезвило. Достав носовой платок, он принялся обтирать лицо.
— Возможно, я просто уволю Аднана.
— Тогда я сделаю анонимный звонок копам и, повторяю, расскажу, — что вы используете труд нелегалов…
— Разговор окончен. Я позову вашего petit ami ,
[25]
и пусть везет вас к себе домой.
