По спине пробежали мурашки. Жрец кивнул:
– Теперь ты понял, и я рад. Как видишь, мы не поссорились, ванакт!
Он хихикнул, я подмигнул в ответ. Мы не поссорились, но поворачиваться к нему спиной я бы не решился.
Три дня я разбирался с делами. Вернулся Мантос, ездивший в дальние гарнизоны на юге, и мы занялись храмовой стражей. Заодно требовалось подготовить суд над благородным Рексенором – тайно казнить негодяя было нельзя. За это время не произошло ни одного нового убийства, и я начал потихоньку успокаиваться.
С Дейотарой мы ни разу не встречались один на один. Ей, а также Мантосу и Прету, я подробно рассказал о своей странной поездке, умолчав лишь о некоторых вещах, непонятных мне самому. Перед царевной я извинился особо, прося простить за недельный караул у ее дверей. Ответом было снисходительное пожатие плечами. Я облегченно перевел дух.
Вечером – это случилось на четвертый день после моего возвращения – я зашел к ней, желая уточнить некоторые мелочи. Девушка держалась спокойно и непривычно вежливо. Внезапно я почувствовал тревогу.
– Может, желаешь спросить еще о чем-нибудь, ванакт? – поинтересовалась Дейотара, когда я узнал все, что нужно.
Ее голос был мягок и тих. Так мурлычет львица, прежде чем ударить насмерть.
– Пожалуй... – я принял вызов. – Ты не помнишь, как звали собаку, которая была у царевича Клеотера? Большая черная псина, кажется ассурская.
...О своем странном сне я не решался расспрашивать ни Эрифа, ни остальных. Но забыть его не мог.
– Собаку? Копаешься в костях, свинопас? – мурлыкнула девушка.
Удар был нацелен прямо в лицо, но я вовремя перехватил ее руку. Сжав пальцы, я ждал что она закричит, но на лице Дейотары появилась лишь привычная злая усмешка.
– Можешь сломать мне кости, Нургал-Син, болванчик на троне! Вижу, ты доволен собой. Доволен, правда?
Я проглотил и это. Отпустив ее руку, я отошел подальше и присел в кресло.
– Могу еще раз извиниться, царевна.
– За семь дней с шардана у дверей? За это можешь не извиняться, свинопас. Ты вообще можешь не извиняться – ни к чему. Ты доволен, что выполнил работу, достойную простого лазутчика – так оставайся довольным! И слепым.
Я понял – это не просто причуды ее характера.
– Все это можно было устроить, не выезжая из Микен. Ты спас сотню-другую козопасов, но проглядел главное.
Она ждала вопроса, но я молчал. Объясняться не хотелось.
– Не интересно? – вновь усмехнулась царевна. – Пока ванакт бегает с секирой по горам на смех киклопам, его лавагет тоже кое-чем занят...
– Что?!
– Да ничего особенного, братец! Твой верный слуга проверял, не скучают ли воины неустрашимого навплийского орха
[29]
. Чем не занятие для лавагета?
Она была в бешенстве, но я все еще ничего не понимал. Да, Мантос ездил в Навплию, где стоят два наших орха, причем далеко не худшие. Обычная поездка...
– Еще не понял? – вздохнула она. – Он был у Ктимены. Мантос, твой лавагет спит с этой сукой. Наверное, наставил себе синяков, пока валялся на ее ребрах!..
Ненависть порою делает нас остроумными.
– В конце концов, Дейотара, почему бы и нет?
– Что? – подскочила она. – Думаешь, я берегу ее невинность, которую она потеряла где-то в казарме еще десять лет назад? Ворона ты! Девка, да еще с ее славой, никогда не взойдет на микенский трон! Но ее сын – внук Главка. Понял?
Я невольно сглотнул.
– Она беременна?
– Да! Не знаю, от кого эта стерва забрюхатела – от Мантоса или от первого попавшегося свинопаса. Ей все равно, но мне нет! Она сможет требовать трон для своего ублюдка!
Услышанное мне не понравилось, но я оставался спокоен.
– Но почему? На троне Микасы уже, кажется, кто-то сидит?
– Там сидит самозванец! – оскалилась она. – Ты что думаешь – об этом не знают? Мантос – дурак, но ему вовремя расскажут. А Ктимена прикончит даже родного брата, чтобы отомстить мне и стать матерью ванакта. Из-за твоей глупости мне придется подыхать! Ты...
Кажется, началось... Я пожалел, что не отплыл в Тир еще месяц назад. Хотел помочь привести дела в порядок!
Помог...
– А ты в это время пьянствуешь с киклопами и лишаешь невинности грязных сопливых пастушек! Думаешь, не знаю об этой рыжей ведьме? Может, она тоже забрюхатела?
О Тее я ей не рассказывал, но это мое упущение наверстали другие.
– Царевна, – вздохнул я. – Злость – плохой советчик. Эта девушка мне очень помогла...
– Скрасить время? Интересно, когда ты на ней валялся, она так же визжала, как эта шлюха Ктимена? Хороша парочка – свинопас и ведьма!
– Прекрати! – я начал терять терпение. – Оскорбление – не довод!
– Не довод?! – она задохнулась от злости. – Ну так слушай: она шлюха! Подстилка! Что, не нравится? Твоя рыжая дрянь – всего лишь подстилка для грязного свинопаса!..
Я ударил ее – надеюсь, сильно. Не позволив встать, подхватил извивающееся тело и бросил на ложе. Острые ногти царапнули по щеке, но я лишь рассмеялся:
– Тея – не подстилка. А вот ты сейчас ею станешь!
Я дернул за ворот ее хитона. Дейотара закричала, но я уже прижимал ее руки к ложу, сдирая обрывки одежды.
– Скот! Свинья! – шипела она. – Не посмеешь!
– Всю жизнь мечтал изнасиловать царскую дочь, – хмыкнул я, надавливая локтем ей на горло. – Извини, забыл надеть панцирь...
Ее рот беззвучно раскрылся. На миг я ослабил хватку, давая вздохнуть, а затем произнес, глядя прямо в глаза:
– Дернешься – придушу!
Мой локоть опять сдавил ей горло, и тут Дейотара, наконец, испугалась. Мелькнула мысль дать ей хорошего тумака и оставить в покое, но я понял – она мне этого не простит. Что ж, свою правоту можно доказывать по-разному.
...Она вскрикнула только один раз. Что бы я ни делал, закушенные губы больше ни разу не разжались. Я заметил капельку крови, сползавшую к подбородку. Дейотара не прикрывала глаз, и взгляд ее был взглядом загнанного в ловушку зверя. Царевне было больно и страшно, но ненависть, горящая в ее глаза была сильнее – и боли, и страха...
Я встал и долго не мог попасть рукой в пройму хитона. Дейотара лежала, не двигаясь и не закрывая глаза. Наконец рука ее неловко шевельнулась, проведя по окровавленному бедру.
– Не думала... столько крови...
Голос был незнакомым, хриплым. Кажется, я сдавил ей горло слишком сильно.
Отступать было поздно, извиняться – нелепо. Оставалось доводить дело до конца.
