– Нет, он тоже, по-моему, по объявлению, – понизив голос, сказала Ирина. – И он тут сам все улаживает. Я тебе потом расскажу – со смеху умрешь. Пойдем, познакомлю, чтоб ты имела представление.
Ирина потянула Марго за руку, но она руку освободила.
– Ир, послушай… Я опять, получается, тебе свинью подложила. Как в тот раз. Ты на меня не злись, а? Я как узнала, что он к тебе ушел – письма нормально составить не умеет, идиот, ничему не научился! – на стенку полезла от злости. Имя у него! Придурок! Да главное – не то, что он ушел, таких как он – пятачок за пучок, найду и получше. Но что ты… Что к тебе… Ты ему нравилась всегда, я и подумала. Прости, а?
Вместо ответа Ирина от полноты чувств, как девчонка, подпрыгнула на месте и повисла у Марго на шее, так что та едва устояла на ногах.
– Ритуля, я так счастлива, что мы с тобой помирились! У меня же, кроме тебя и Юльки, никого на свете нет! Я тебе все-все прощаю! Я тебя люблю! Пойдем, у нас тут такие дела! Мы развлекаемся всю ночь! И Дед Мороз приходил, и пожар был…
Марго, которую Ирина тащила в гостиную, пыталась еще что-то спросить, но Ирина, не слушая, обернулась и прошептала ей прямо в ухо:
– А этот… в форме который, Петрухин… Он мне даже нравится. С ним спокойно.
После этого заявления она втащила Марго в комнату и заявила во всеуслышание:
– Это моя лучшая подруга Маргарита! Это она дала объявление! И Деда Мороза тоже она заказала. Да, Ритуль? И я ее очень люблю!
Столь непоследовательная речь произвела на собравшихся должное впечатление. Все вновь уставились на Марго и принялись рассматривать ее в новом качестве – любимой подруги и автора объявления, которое позвало их в дорогу, вдохновило на подвиги и подарило волшебную, по определению Евстолии Васильевны, ночь. Пока все созерцали и приводили мысли в порядок, Шустрый действовал: еще раз переставил стулья и тарелки таким образом, чтобы оказаться рядом с Маргаритой.
Когда все уселись, Рита заявила, что с утра ничего не ела, поэтому просила на нее не обращать внимания и дать ей хоть что-нибудь поесть. Олег немедленно соорудил на тарелке небольшой стог из салата и сложную композицию из буженины, огурцов, рыбы и прочего, еще оставшегося на столе. Евстолия, не в силах избежать соблазна таращиться на Марго – вытащила себя из-за стола и объявила, что будет собирать все к чаю. Льва Николаевича она уволокла на кухню. Он, желая блеснуть своими кулинарными талантами, не особенно сопротивлялся и немедленно начал рассказывать ей про свой фирменный рецепт заварки. Ирина и Петрухин под чутким руководством Евстолии убирали со стола тарелки, которые Шустрый предварительно освобождал от остатков еды, перекладывая их Маргарите. Потом носили сахар, чашки, варенье, розетки, конфеты, поминутно сталкиваясь в коридоре, роняя ложки и приходя от этого в отличное настроение.
Евстолия водрузила посреди стола свой торт. Публика встретила его аплодисментами. Действительно, это было произведение кулинарного искусства, украшенное как будто «заснеженными» розами и состоявшее из нескольких разноцветных «этажей»: с маком, изюмом, какао и орехами. Но участь шедевра была печальна – его умяли довольно быстро. И тогда Евстолия решила, что пришла пора получать дивиденды, и она потребовала играть в фанты. Расчет был верен – отказать ей никто не посмел.
Евстолия Васильевна отыскала свою шляпу и пошла с ней по кругу. В позаимствованный с выставки экспонат присутствовавшие стали складывать свои фанты. Все немного конфузились от того, что идут на поводу у взбалмошной старушки, которой приспичило впасть в детство, но все равно толкались и веселились, как дети, которых оставили дома одних. Ирина первая положила в шляпу подвернувшийся ей под руку пульт от телевизора. Глядя на нее, и Петрухин махнул рукой на одолевавшие его сомнения и выложил из кармана кителя китайскую шариковую авторучку. Шустрый, хмыкнув, тут же добавил в шляпу свой «паркер» с золотым колпачком. Маргарита, несколько растерявшись от сокрушительного напора странной тетки в диком платье, стянула с руки кольцо. Лев Николаевич долго шарил по карманам, доставая то платок, то блокнот, то ручку, краснел и извинялся, пока, наконец, Ирина, смеясь, не вручила ему взятую со стола конфету. Вслед за конфетой поверх лежащих в шляпе трофеев изящно лег кружевной платочек, виртуозно добытый Евстолией откуда-то из глубин платья. От платка сильно пахло духами, Ирина сильно подозревала, что ее собственными, взятыми из спальни, куда Евстолия недавно бегала «на минуточку» – посмотреться в большое зеркало.
– Все! – провозгласила Евстолия. – Желания загадывать буду я!
– Кто бы сомневался, – проворчал Шустрый, обращаясь к Маргарите. Она покрутила головой, и Шустрый с восторгом понял, что наконец нашел в этой компании понимающего собеседника.
Маргарита, которая не прожила с ними этот вечер с самого начала, не вполне понимала суть происходящего. Но наблюдала все же с интересом.
– А показывать мне фанты будет… будет… Лев Николаевич! – распоряжалась Евстолия. – Вы садитесь сюда, на диван, вот вам шляпа. А я сюда, на табуреточку.
Евстолия приволокла табуретку и уселась спиной к дивану. Ирина засмеялась, немедленно разгадав маневр – она-то отлично знала, что в стекле книжного шкафа отлично отражается вся комната. И Евстолия это установила опытным путем, когда пыталась разглядеть себя в это «зеркало» во время примерки. Но вслух ничего не сказала: ей нравилось наблюдать за Евстолией и ее попытками любой ценой очаровать так понравившегося ей Профессора. В конце концов, на глазах у Ирины сбылась заветная мечта Евстолии: у нее есть и платье, и шампанское, и хорошая компания, и даже мужчины! И все ее незамысловатые хитрости Ирину ужасно развлекали. Как жаль, что Ритка не видела все кино сначала – она бы тоже посмеялась, наблюдая за развитием событий. Ну ничего, может быть, она останется ночевать… «Нет, непременно останется, я ее так не отпущу, – решила Ирина. – Я ей все-все расскажу, и мы вместе посмеемся. И завтрашнее утро будет хорошим, не серым, не одиноким и не тоскливым. Как все замечательно складывается!»
– Лев Николаевич! Начинайте! – скомандовала Евстолия.
Профессор вздрогнул и выудил из шляпы… конечно же, кружевной платочек. Один-ноль в пользу Евстолии: ее бесхитростный избранник взял первым то, что лежало сверху, тут и зеркала не нужно.
– Этому фанту, – не задумываясь назначила Евстолия, – спеть романс!
Все засмеялись, предвкушая отличный аттракцион. Лев Николаевич извлек из шляпы китайскую авторучку.
– Этому фанту, – прищурилась Евстолия, у которой, Ирина знала, зрение было, как у орла. – Этому фанту сказать комплимент одной из присутствующих здесь дам, – и, спохватившись, что выдала себя, поспешно добавила: – Ну, или мужчин.
У Петрухина вытянулась физиономия. Ирина, едва удерживаясь от смеха, подмигнула Евстолии, но та сделала вид, что ничего не заметила. Профессор, пошарив, вынул конфетку. И, конечно же, зашуршал фантиком. Евстолия победно улыбнулась:
– Этому фанту сходить ко мне домой и принести то, что стоит на кухонном столе. – И в свою очередь подмигнула Ирине: мол, знай наших!
