Книга Над кукушкиным гнездом, страница 42. Автор книги Кен Кизи

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Над кукушкиным гнездом»

Cтраница 42

Она сложила перед собой руки, будто свечку держит, и смотрит на его остатки, вытекающие из манжет рубашки и брюк.

— Мистер Сефелт? — Говорит она санитару.

— Он самый. — Санитар пробует выдернуть палочку. — Миста Сефелт.

— И мистер Сефелт утверждал, что больше не нуждается в лекарствах… — Она кивает головой и отступает на шаг. Сефелт растекся около ее белых туфель. Она поднимает голову, оглядывает собравшихся кружком острых. Снова кивает и повторяет: — …Не нуждается в лекарствах. — Она улыбается жалостливо, терпеливо и в то же время с отвращением — заученная мина.

Макмерфи ничего подобного не видел.

— Что с ним? — Спрашивает он.

Она смотрит на лужицу, не поворачиваясь к Макмерфи.

— Мистер Сефелт эпилептик, мистер Макмерфи. Это значит, что если он не следует советам медиков, с ним в любую минуту может случиться такой припадок. Но он же лучше всех знает. Мы говорили ему, что, если не будет принимать лекарство, с ним это непременно случится. Он упрямился — и очень глупо.

Из очереди, ощетиня брови, выходит Фредриксон. Этот жилистый, малокровный человек со светлыми волосами, густыми светлыми бровями и длинным подбородком иногда держится свирепо, как Чесвик в свое время, — кричит, отчитывает и ругает кого-нибудь из сестер, говорит, что уйдет из этой поганой больницы! Ему всегда дают поорать и погрозить кулаком, пока он сам не утихнет, а потом говорят: «Если вы кончили, мистер Фредриксон, мы сейчас оформляем выписку» — и держат пари на сестринском посту, через сколько он постучится в окно с виноватым видом и попросит прощения: «Не обращайте внимания на то, что наговорил сгоряча, и положите эти справки под сукно на денек-другой, ладно?»

Он подходит к сестре, грозит ей кулаком:

— Ах, вот как? Так, значит, да? Казнить будете Сефа, как будто он это сделал вам назло?

Она успокоительно кладет руку ему на плечо, и кулак у него разжимается.

— Ничего страшного, Юрюс. Все пройдет у вашего друга. Видимо, он не принимал дилантин. Просто не знаю, что он с ним делает.

Знает не хуже других: Сефелт держит капсулы во рту, а после отдает их Фредриксону. Сефелт не хочет принимать их из-за того, что называет «губительным побочным действием», а Фредриксон хочет двойную дозу, потому что до смерти боится припадка. Сестра все знает, это слышно по ее голосу, но, посмотреть на нее, какая она сейчас добрая, как сочувствует, — подумаешь, что она ни сном ни духом не ведает о делах между Фредриксоном и Сефелтом.

— Ну, да, — говорит Фредриксон, но распалить себя больше не может.

— Ну, да, только не надо делать вид, что все так просто — принял лекарство или не принял. Вы знаете, как Сеф беспокоится о своей внешности — и оттого, что женщины считают его уродом, и он думает, что от дилантина…

— Знаю, — говорит она и снова трогает его за руку. — И свое облысение он приписывает лекарству. Бедный старик.

— Он не старик!

— Знаю, Юрюс. Почему вы так расстроены? Не могу понять, что происходит между вами и вашим другом, почему вы его так защищаете!

— Ах, черт! — Говорит он и с силой засовывает руки в карманы.

Сестра нагибается, обмахивает себе местечко на полу, становится на колено и сгребает Сефелта, чтобы придать ему подобие формы. Потом велит санитару побыть с бедным стариком, а она пришлет сюда каталку — отвезти его в спальню и пусть спит до вечера. Она встает, треплет Фредриксона по руке, и он ворчит:

— Ну, да, знаете, мне тоже приходится принимать дилантин. Так что я понимаю, с чем имеет дело Сеф. В смысле, поэтому и… Ну, черт…

— Я понимаю, Юрюс, что вам обоим приходится переживать, но, по-моему, все что угодно лучше, чем это, вам не кажется?

Фредриксон смотрит туда, куда она показала. Сефелт собрался и наполовину принял прежний вид, взбухает и опадает от глубоких, хриплых, мокрых вдохов и выдохов. На голове сбоку, где он ударился, растет здоровая шишка, на губах, на санитарской палочке красная пена, а белки глаз постепенно возвращаются на место. Руки у него пригвождены к полу ладонями вверх, и пальцы сгибаются и разгибаются рывками, как у людей, пристегнутых к крестовому столу в шоковом шалмане, когда над ладонями курится дым от электрического тока. Сефелт и Фредриксон никогда не были в шоковом шалмане. Они отлажены так, чтобы генерировать собственный ток и накапливать в позвоночнике, а если отобьются от рук, его включают дистанционно, с пульта на стальной двери поста, — и они на приемном конце подлой шутки цепенеют так, как будто им заехали прямо в крестец. И никакой возни, не надо таскать их на шок.

Сестра легонько потряхивает руку Фредриксона, словно он уснул, и повторяет:

— Даже если учесть вредное действие лекарства, не кажется ли вам, что оно лучше, чем это?

Она смотрит на пол, а Фредриксон поднимает белые брови, будто впервые видит, как он сам выглядит, по крайней мере один раз в месяц. Сестра улыбается, треплет его по руке и, уже шагнув к двери, взглядом укоряет острых за то, что собрались и глазеют на такое дело; потом уходит, а Фредриксон ежится и пробует улыбнуться.

— Сам не знаю, за что я взъелся на нашу старушку… Ведь она ничего плохого не сделала, никакого повода не дала, правда?

Не похоже, что он ждет ответа, он как бы в недоумении, что не может найти причину своей злости. Он опять ежится и потихоньку отодвигается от остальных. Подходит Макмерфи и тихо спрашивает его, что же они принимают.

— Дилантин, Макмерфи, противосудорожное, если тебе так надо знать.

— Оно что, не помогает?

— Да нет, помогает… Если принимаешь.

— Тогда что за базар — принимать, не принимать?

— Смотри, если тебе так интересно! Вот из-за чего базар, — Фредриксон оттягивает двумя пальцами нижнюю губу и показывает бескровную, в розовых лохмотьях десну под длинными белыми зубами. — Дехны, — говорит он, не отпуская губу. — От дилантина гниют дехны. А от фрифадка жубы крошатша. И ты…

Звук с пола. Там кряхтит и стонет Сефелт, а санитар как раз вытаскивает вместе со своей обмотанной палочкой два зуба.

Сканлон берет поднос и уходит от группы со словами:

— Проклятая жизнь. Принимаешь — кошмар и не принимаешь — кошмар. Какой-то чудовищный тупик, так я скажу.

Макмерфи говорит:

— Да, я понимаю тебя. — И смотрит на расправляющееся лицо Сефелта. А у него самого лицо осунулось, оно становится таким же озадаченным и угнетенным, как лицо на полу.


Не знаю, какой там сбой произошел в механизме, но его уже наладили снова. Возобновляется четкий расчисленный ход по коридору дня: шесть тридцать — подъем, семь — столовая, выдают головоломки для хроников и карты для острых… Вижу, как на посту белые руки старшей сестры парят над пультом.

Иногда меня берут вместе с острыми, иногда не берут. Один раз берут с ними в библиотеку, я захожу в технический отдел, стою, гляжу на названия книг по электронике, книг, которые помню с того года, когда учился в колледже; помню, что в этих книгах: схемы, уравнения, теории — твердые, надежные, безопасные вещи.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация