— Отец, — сказала она, поворачиваясь к нему и искренне желая
получить благоприятный ответ, — нельзя ли Бренне поехать со мной и провести
вечер в Клейморе? Мы приехали бы на турнир вместе.
Лицо отца на миг отвердело, потом на губах появилась слабая
улыбка, и он тут же кивнул.
— Ты можешь гарантировать ее безопасность? — спросил он,
словно бы спохватившись.
Дженни кивнула.
Еще несколько минут после того, как Бренна и Дженни ускакали
со своим вооруженным эскортом, граф Меррик простоял у палатки с Малькольмом,
наблюдая за ними.
— Как по-вашему, все получится? — спросил Малькольм, сверля
спину Дженни холодным презрительным взглядом.
Лорд Меррик кивнул и уверенно отвечал:
— Ей напомнили о долге, а чувство долга в ней таково, что
преодолеет любую похоть, какую она испытывает к мяснику. Она будет сидеть в
нашем павильоне, она будет радоваться не за англичан, а за нас на глазах у
своего мужа и его народа.
Не пытаясь скрыть ненависть к сводной сестре, Малькольм
задал подлый вопрос:
— Будет ли она радоваться, когда мы убьем его на поле? Я
сомневаюсь, В ночь нашего приезда в Клеймор она чуть не кинулась к нему и
буквально молила простить за то, что упрашивала вас отослать ее в аббатство.
Лорд Меррик повернулся кругом, и глаза его блестели как
льдинки.
— В ее жилах течет моя кровь. Дженни любит меня.
Она покорится моей воле — уже покорилась, хоть и не поняла
этого.
Двор был залит оранжевым пламенем факелов и переполнен улыбающимися
гостями и восхищенными слугами, наблюдающими, как Ройс посвящает в рыцари
оруженосца Годфри. Ради безопасности присутствующих шести сотен гостей и трех
сотен вассалов и слуг решено было провести эту часть церемонии во дворе, а не в
церкви.
Дженни тихо стояла недалеко от центра, с почти незаметной
улыбкою на устах, и печали ее отступили на время под воздействием
торжественного обряда и присущей ритуалу помпезности. Оруженосец, мускулистый
юноша по имени Бадрик, стоял на коленях перед Рейсом, обряженный в
символическую длинную белую тунику, красный плащ с капюшоном и черный камзол.
Он сутки постился, провел Ночь в церкви в молениях и раздумьях, на восходе
солнца исповедался брату Грегори, прослушал мессу и причастился Святых даров.
В данный момент другие рыцари и несколько леди из числа
гостей совершали обряд «вооружения»— каждый из них выносил по одной
принадлежности новеньких сверкающих доспехов и складывал рядом с Бадриком к
ногам Ройса. Когда была принесена и положена последняя, Ройс поднял глаза на
Дженни, державшую золотые шпоры, главный символ рыцарства.
Подхватив длинную юбку зеленого бархатного платья, Дженни
шагнула и положила их на траву у ног Ройса. Наклоняясь, она взглянула на
золотые шпоры на кожаных, натянутых до колен сапогах Ройса и вдруг подумала,
было ли его посвящение в рыцари на поле битвы при Босворте хоть сколько-нибудь
похожим на это грандиозное торжество.
Годфри улыбнулся ей, выступил вперед, неся на вытянутых
руках последнюю и самую важную деталь снаряжения — меч. После того как и меч
занял свое место рядом с Бадриком, Ройс задал юноше три вопроса тихим и строгим
голосом. Похоже, что ответы Бадрика явно удовлетворили Ройса, и он кивнул.
Засим последовала традиционная акколада
[9]
; Дженни невольно затаила дыхание,
когда Ройс широко размахнулся и звонко ударил Бадрика по лицу.
Брат Грегори быстро огласил церковное благословение новому
рыцарю, воздух наполнился радостными криками, сэр Бадрик поднялся, и к нему
подвели коня. Соблюдая традицию, он взлетел в седло без помощи стремян и
достойнейшим образом объехал переполненный двор, швыряя слугам монеты.
Леди Катарина Мельбрук, симпатичная брюнетка, всего чуточку
старше Дженни, подошла к ней и улыбнулась, наблюдая за гарцующим на коне под
аккомпанемент менестрелей рыцарем. На прошлой неделе Дженни с изумлением
обнаружила, что кое-кто из англичан нравится ей, и изумилась еще больше, когда
показалось, что и они ее приняли.
Подобное отношение к ней так разительно отличалось от их
поведения на свадебном вечере в Меррике, что у нее остались кое-какие сомнения
на сей счет. Однако Катарина Мельбрук стала единственным исключением, заводя
откровенные и дружелюбные разговоры, и Дженни полюбила ее и прониклась доверием
с самого первого дня, когда та, хохоча, заявила:
— Слуги болтают, будто вы — нечто среднее между ангелом и
святой. Нам рассказывали, — поддразнила она, — как вы два дня назад разжаловали
своего управляющего за то, что он высек кого-то из ваших вассалов. А с
провинившимся пареньком, поразительно метким охотником, обошлись более чем
милосердно.
С этого момента завязалась их дружба, и Катарина постоянно
оказывалась у Дженни под рукой, помогая вести дела и распоряжаться слугами,
когда они с тетушкой Элинор разрывались на части.
В данный момент она отвлекла внимание Дженни от сэра
Бадрика, шутливо заметив:
— Известно ли вам, что ваш супруг и сейчас сверлит вас
взглядом, который даже мой совершенно неромантический муж называет «нежным»?
Дженни невольно устремила взор в ту сторону, куда смотрела
Катарина Мельбрук. Ройса окружала толпа гостей, среди которых был и лорд
Мельбрук, и он, кажется, был поглощен завязавшейся среди мужчин беседой.
— Он отвернулся в тот самый момент, как вы взглянули, —
фыркнула Катарина. — Однако вчера вечером он смотрел совсем по-иному, когда
лорд Брафтон таскался за вашими юбками. То был взгляд бешеного ревнивца. Кто б
мог подумать, — перескакивая с одного на другое, болтала она, — что наш дикий
Волк станет ласковее ручного котенка меньше чем за два месяца после женитьбы?
— Он не котенок, — возразила Дженни с таким чувством, что у
Катарины вытянулось лицо.
— Я… пожалуйста, Дженни, простите меня, ведь вы в самом деле
попали в ужасное положение. Мы все понимаем, поверьте.
Глаза Дженни тревожно расширились при мысли о том, что ее
чувства к Ройсу каким-то образом могли стать общим достоянием. Несмотря на
отчуждение, они более двух недель назад, когда в ворота начали въезжать
нежданные гости, прибывающие на турнир, договорились не посвящать посторонних в
свои разногласия.
Все понимаете? — осторожно переспросила Дженни. — Что
именно?
— Ну, как трудно вам будет завтра… сидеть на турнире на
галерее мужа и оказывать ему знаки внимания на глазах у своих родичей.
— Я этого делать не собираюсь, — со спокойной решимостью
заявила Дженни.