Дженнифер проговорила что-то, заставившее Годфри, Лайонела и
Юстаса разразиться смехом, а Ройс, случайно глянув налево, где сидел Арик, с
удивлением заметил, что тот остался единственным за столом представителем
мужского пола, не поддавшимся чарам Дженни. Уперевшись ногами в пол так, что
стул откинулся на задних ножках, Арик, прищурившись, следил за ней
подозрительным взглядом, скрестив на груди огромные руки пренебрежительным
жестом, явно демонстрирующим, что. ей не одурачить его нарочитой любезностью и
ни на миг не заставить проникнуться к ней доверием.
В течение последнего часа Ройс охотно прощал ее, пользуясь
возможностью насладиться ее обществом и в предвкушении дальнейшего. Но теперь
предвкушения более его не занимали.
— Ройс, — чистосердечно смеясь, окликнул Годфри, — ну не
забавную ли историю поведала нам только что леди Дженнифер?
— Весьма, — подтвердил Ройс, поднялся с излишней резкостью,
решив положить конец светским развлечениям, но потом избрал более мягкий
способ, бросив Годфри взгляд, красноречиво объявивший, что ужин окончен.
Чересчур поглощенная собственными тревогами, чтобы заметить
тайный обмен взглядами, Дженни обернулась к Ройсу с ярчайшей улыбкой, в
лихорадочной спешке подыскивая новую тему, способную удержать присутствующих за
столом. Но прежде чем. успела заговорить, раздался внезапный грохот тяжело
обутых ног, рыцари встали, торопливо желая ей доброй ночи, и немедленно
разошлись по креслам поближе к огню.
— Не кажется ли вам это несколько странным? Я имею в виду их
внезапный уход.
— Мне кажется гораздо более странным, что они засиделись так
долго.
— Почему?
— Потому что я велел им уйти. — Он тоже встал, и момент,
которого Дженни смертельно боялась весь день, наступил. Это читалось в его
решительных серебряных глазах, когда он протянул руку, недвусмысленно давая
понять, что она должна подняться. Она попыталась встать, колени ее задрожали;
она неохотно подала ему руку, тут же отдернула и воскликнула:
— Я… я не слыхала, чтоб вы им велели уйти!
— Я проделал это совсем незаметно, Дженнифер. Наверху он
остановился перед покоями, следующими за ее спальней, и махнул в сторону
открытой двери, посылая Дженни вперед.
В отличие от небольшой спартанской комнатки Дженни
апартаменты, в которые она вступала, были просторными и сравнительно
роскошными. Кроме огромной четырехспальной кровати, здесь стояли четыре удобных
кресла и несколько тяжелых сундуков, окованных фигурною медью. На стенах висели
драпировки, перед заслоненным экраном камином, где пылал огонь, согревая и
освещая покои, лежал даже толстый ковер. Лунный свет лился в окно напротив
кровати, а рядом была дверца, ведущая, кажется, на небольшой, огороженный
перилами балкончик.
Она услышала, как позади звякнул задвигаемый на дверях
засов, и сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Стремясь отыскать хоть
какой-нибудь способ оттянуть то, что он собирался с ней сделать, Дженни
метнулась к самому дальнему от кровати креслу, уселась и сложила руки на
коленях. Утвердив на лице сверкающую вопросительную улыбку, она придумала тему,
которая безусловно должна была его интересовать, и принялась сыпать вопросами.
— Я слышала, как говорили, будто бы в сражениях вас никогда
не выбивали из седла, — объявила она, слегка наклоняясь вперед и изображая
неподдельное любопытство.
Вместо того чтобы расхохотаться над легендами о своих
подвигах, как то делали рыцари за ужином, граф Клеймор сел напротив, закинул
ногу за ногу и откинулся на спинку стула, наблюдая за ней в полном молчании.
Дженни испытывала неприятное ощущение, что ему ведомо о ее
надеждах на некое чудо, которое избавит от необходимости выполнять условия
сделки, и что он не очень доволен ее поведением. Сделав большие глаза, она
удвоила усилия вовлечь его в разговор, весело допытываясь:
— Это правда?
— Что правда? — переспросил он с ледяным безразличием.
— Что вас никогда не выбивали из седла в сражениях?
— Нет.
— Нет?! — воскликнула она. — Тогда… м-м-м… и сколько раз это
случалось?
— Дважды.
— Дважды! — Хорошо бы, чтоб двадцать, подумала она, трясясь
от страха за свой клан, представителям которого вскоре суждено встретиться с
ним. — Понятно… Но все равно удивительно, если учесть, в скольких сражениях вы
должны были биться за все эти годы. А в скольких сражениях вы бились?
— Я не подсчитывал, Дженнифер.
— А надо бы. Давайте я подсчитаю! Вы расскажете мне о
каждом, а я буду считать. — предложила она с излишней горячностью, в то время
как напряжение ее десятикратно усилилось от его кратких ответов. — Займемся
прямо сейчас?
— Не думаю.
Дженни судорожно перевела дыхание, видя, что время ее
истекло и ни один ангел-хранитель не собирается влететь в окно и избавить ее от
превратностей судьбы.
— А как… как насчет турниров? Вас когда-нибудь выбивали из
седла на турнирах?
— Я никогда не бывал на турнирах. От удивления на миг
позабыв о своих тревогах, она проговорила с живейшим интересом:
— Почему? Разве не пожелали бы многие ваши соотечественники
помериться с вами искусством? Разве они не вызывали вас на поединок?
— Вызывали.
— И вы не приняли вызов?
— Я сражаюсь в боях, а не на турнирах. Турнир — это игра.
— Да, но ведь… э-э-э… а вдруг люди подумают, что вы, может
быть, отказываетесь из трусости? Или что вы… может быть… не такой уж искусный
рыцарь, каким вас рисует молва?
— Может быть. А теперь я задам вам вопрос, — вкрадчиво
перебил он. — Может быть, ваш неожиданный интерес к моим победам в сражениях и
к рыцарской репутации имеет какое-то отношение к нашей сделке и нацелен на то,
чтобы позволить вам от чего-нибудь уклониться?
Вместо того чтоб солгать, как ожидал Ройс, она удивила его,
сообщив слабым, беспомощным шепотком:
— Я боюсь. Боюсь, как не боялась никогда в жизни.
Неожиданная вспышка раздражения из-за предпринятых на протяжении последних
минут попыток дурачить его разом испарилась, когда он увидел ее, съежившуюся в
кресле, и понял, что требует от перепуганного, невинного создания встретить то,
что должно произойти между ними, так, как это делали опытнейшие придворные
куртизанки, с которыми он спал.
Смягчившись, он встал и протянул к ней руки:
— Подите сюда, Дженнифер.
Дженни поднялась и поплелась, еле переступая дрожащими
ногами, пытаясь унять смятение и уговаривая себя, что она совершит сейчас не
грех и не предательство; что в действительности, жертвуя собой ради спасения
сестры, она совершит сейчас нечто благородное и даже доблестное; что в
некотором роде поступит, как Жанна д'Арк, принимающая мученичество.
