— Мы потерпели поражение в Корнуолле, малышка, потеряли
половину своих людей. Александр убит в бою. Он умер как настоящий Меррик, — с
угрюмой гордостью добавил он, — сражался до конца.
— Я рада, что вы уцелели, папа, — проговорила она, не в
силах почувствовать ничего больше, кроме мимолетного укола печали о сводном
брате, который превратил ее жизнь в ад. Теперь, как часто бывало в прошлом, ей
хотелось найти нечто, что можно было бы совершить, заставив отца гордиться ею.
— Я знаю, вы любили его как собственного сына.
Принимая коротким кивком соболезнование, он вернулся к
обсуждению насущного вопроса:
— Многие кланы были против похода в Корнуолл и битвы ради
интересов короля Иакова, но так или иначе пошли за мной. Для англичан не
секрет, что именно я своим влиянием привел кланы в Корнуолл, и теперь
английский король жаждет мести. Он направил в Шотландию Волка атаковать замок
Меррик. — Своим низким голосом, сдавленным от острой боли, он признался:
— Сейчас мы не сможем выдержать осаду, пока клан Макферсонов
не придет поддержать нас в бою. У Макферсонов хватит могущества, чтобы
заставить десяток других семейств присоединиться к нам.
У Дженни в голове царил полнейший сумбур. Александр мертв,
Волк в самом деле идет в атаку на ее дом… Резкий голос отца вывел девушку из
задумчивости:
— Дженнифер! Ты поняла, что я сказал? Макферсон обещал
биться вместе с нами, но только ежели ты согласишься взять его в мужья.
По материнской линии Дженни была графиней и наследницей
богатого поместья, граничащего с владениями Макферсона.
— Ему нужны мои земли? — почти безнадежно спросила она,
вспоминая, как жутко ощупывал глазами ее тело Макферсон, когда останавливался в
аббатстве год назад, нанося ей визит вежливости.
— Точно.
— А мы не можем просто отдать их ему в обмен на помощь? —
отчаянно предложила Дженни, готовая добровольно и с радостью, без раздумий
пожертвовать собственным состоянием на благо своего народа.
— Он не согласится! — сердито ответил отец. — Сражаться на
стороне родни — это честь, но он не сможет послать своих людей на битву за
чужое дело, а потом забрать твои земли в уплату себе.
— Однако, если ему так уж понадобились мои земли, ом,
конечно, найдет какой-нибудь способ…
— Ему понадобилась ты. Он прислал мне весточку в Корнуолл. —
Отец разглядывал Дженни, отмечая поразительные перемены, превращающие ее тощую,
веснушчатую, простоватую ребяческую физиономию в лик необычайной красавицы. —
Ты стала очень похожей на мать, крошка, и у старика аппетит разыгрался. Я не
просил бы тебя, если б нашелся другой способ. — И он грубовато напомнил:
— Ты вечно упрашивала меня объявить тебя лэрдом. Говорила,
что нет ничего, чего бы ты не сделала для клана…
Дженни замутило при мысли о том, чтоб отдать свое тело, свою
жизнь в руки мужчины, которого она всегда инстинктивно бежала, но девушка
вскинула голову и отважно встретила взгляд отца.
— Хорошо, батюшка, — спокойно сказала она. — Теперь я должна
отправиться с вами?
Выражение облегчения и гордости на его лице почти помогли ей
смириться с жертвой. Он отрицательно покачал головой:
— Лучше вам с Бренной остаться здесь. У нас лошадей не
хватает, а мы торопимся попасть в Меррик, чтобы подготовиться к сражению. Я
извещу Макферсона, что насчет свадьбы мы договорились, а потом пришлю сюда
кого-нибудь, чтобы доставить тебя к нему.
Он повернулся, вновь садясь на коня, и Дженни поддалась
искушению, с которым все время боролась. Вместо того чтобы стоять в сторонке,
она направилась к шеренгам всадников, некогда бывших ее друзьями и товарищами
по играм. В надежде, что, может быть, кто-то из них слышал, как она согласилась
выйти замуж за Макферсона, и это смягчит неприязнь, она задержалась у коня
плотного рыжеволосого мужчины.
— Добрый вам день, Рональд Гарвин, — проговорила она,
неуверенно улыбаясь под его устремленным в сторону взглядом. — Как поживает
ваша жена?
Желваки заиграли на его скулах, ледяные глаза, посверкивая,
глядели поверх ее головы.
— Полагаю, неплохо, — бросил он.
Дженни проглотила явный отпор мужчины, который когда-то учил
ее удить рыбу и хохотал вместе с нею, когда она свалилась в воду.
Она оглянулась и умоляюще посмотрела на всадника в колонне
позади Рональда:
— А вы, Майкл Мак-Клеод? Ваша нога не болит больше?
Холодные голубые глаза наткнулись на нее и вперились в
пустое пространство.
Она направилась к следующему верховому, но лицо того дышало
такой ненавистью, что Дженни, молитвенно сложив руки, проговорила сдавленным,
просящим тоном:
— Гаррик Кармайкл, минуло четыре года, как утонула ваша
Бекки. Я клянусь вам сейчас, как клялась тогда, что не толкала ее в реку. Мы с
ней не ссорились, это ложь, выдумка Александра, чтобы…
Лицо его оставалось твердым как гранит; Гаррик Кармайкл
пришпорил коня, посылая его вперед, и мужчины, даже не посмотрев на нее,
проследовали мимо.
Только старый Джош, оружейник клана, придержал свою древнюю
лошадку, и, склонившись, опустил мозолистую ладонь на ее непокрытую голову.
— Я знаю, ты говоришь правду, малышка, — сказал он, и его
непоколебимая верность вызвала у нее слезы. — Ты норовистая, нечего отрицать,
но даже когда была всего-навсего сопливой крошкой, умела держать норов в узде.
Гаррик Кармайкл и все прочие одурачены ангельской внешностью Александра, но
только не старый Джош. Ты не увидишь меня оплакивающим эту потерю! Клану
гораздо больше пойдет на пользу, ежели во главе его встанет юный Уильям.
Кармайкл и все прочие, — уверенно добавил он, — переменят мнение о тебе, когда
проведают, что ты выходишь замуж за Макферсона ради спасения их и нашего
государя.
— А где мои сводные братья? — хрипло спросила Дженни, меняя
тему, чтобы не разрыдаться.
— Они отправились домой другой дорогой. Мы точно не знали,
не попытается ли Волк атаковать нас на марше, и потому разделились, оставляя
Корнуолл. — Еще раз погладив ее по макушке, он пришпорил лошадку.
Дженни словно во сне неподвижно стояла посреди дороги,
провожая глазами членов клана, которые исчезали за поворотом.
— Темнеет, — заметила рядом с ней Бренна мягким голоском. —
Нам пора возвращаться в аббатство.
Аббатство. Три недолгих часа назад Дженни выходила оттуда
веселой и оживленной. Теперь в ней все умерло.
— Иди без меня. Я… я не могу туда идти. Пока не могу.
Пожалуй, пойду на холм, посижу там немножко.
