— Только попробуй еще раз меня связать, — прошипел Ройс
сквозь зубы, — и я перережу тебе глотку через пять минут после разговора с
Генрихом.
Корчась от неожиданности и испуга, Греверли все-таки
умудрился выдохнуть:
— Через пять минут после разговора с королем… ты будешь на
пути… к виселице!
Не отдавая себе отчета, Ройс усилил хватку, надежно перекрыв
доступ воздуха в грудь противника, и когда физиономия оного стала менять цвет,
опомнился и отпустил, хорошенько встряхнув. Греверли, сверкая ненавидящим
взглядом, с трудом, пошатываясь, поднялся на ноги, но не отдал приказа солдатам
Генриха схватить и связать Ройса. В тот момент Ройс посчитал вполне вероятным,
что враг понял, как опасно сознательное попрание прав дворянина, пользующегося
покровительством Генриха.
Однако теперь, прождав вызова от короля пару недель, Ройс
начал задумываться, не достиг ли Генрих полного согласия со своим личным
советником. Он глядел в ночную тьму, наполненную обычным для Лондона зловонием
от сточных вод, помоек и экскрементов, и пытался разгадать причину явного
нежелания Генриха встретиться с ним и побеседовать о причинах содержания Ройса
под стражей.
Он знал Генриха уже двенадцать лет, сражался за него на поле
битвы при Босворте
[7]
, был свидетелем провозглашения Генриха королем и его
коронования прямо на этом поле. Признавая заслуги Ройса в той битве, Генрих в
тот же день возвел его в рыцари, невзирая на возраст — Ройсу минуло всего
семнадцать. Собственно говоря, это и было его первым королевским деянием. В
последующие годы Генрих все больше и больше верил и полагался на Ройса, вместе
с тем как все больше и больше не доверял прочим дворянам.
Ройс одерживал для него победы, и с каждым следующим его
блестящим подвигом Генрих легче добивался уступок — без кровопролития — от
врагов Англии и личных недругов. В результате Ройс получил в награду
четырнадцать поместий и состояние, превратившее его в одного из богатейших
людей Англии. Не менее важно и то, что Генрих разрешил Ройсу укрепить замок в
Клейморе и содержать личное, одетое в собственную форму войско. Хотя тут
присутствовало, помимо доверия, и другое соображение — Черный Волк оставался
грозою для всех противников короля; один взгляд на стяги с оскалившейся волчьей
пастью частенько гасил враждебные намерения, прежде чем они успевали вылиться в
открытое сопротивление.
В придачу к доверию и наградам Генрих наделил Ройса также и
привилегией высказывать свое мнение свободно, без оглядки на Греверли и прочих
членов Звездной палаты. Именно это мучило сейчас Ройса — долгий отказ в
аудиенции, в ходе которой он мог бы оправдаться, никак не вязался с
отношениями, существовавшими между ним и Генрихом в прошлом. Что сулило самой
аудиенции мало хорошего.
Заслышав скрежет вставляемого в дверной замок ключа, Ройс
вскинул глаза, но надежда угасла при виде стража, принесшего поднос с едой.
— Баранина, милорд, — услужливым ответом предупредил страж
невысказанный вопрос Ройса.
— Гнев Господень! — рявкнул он, взрываясь от нетерпения.
— Я сам не очень-то уважаю баранину, милорд, — согласился
страж, хоть и знал, что взрыв Черного Волка с едою нисколько не связан.
Поставив поднос, охранник почтительно вытянулся. Арестованный или нет. Черный
Волк оставался человеком опасным, а самое главное — великим героем для всякого
представителя сильного пола, мнившего себя настоящим мужчиной. — Желаете еще
чего-нибудь, милорд?
— Новостей! — гаркнул Ройс с таким жестким и угрожающим
выражением, что страж сперва на шаг отступил, а потом уж покорно кивнул. Волк
всегда интересовался новостями — обычно по-дружески, доверительно расспрашивая,
— и нынче стража весьма радовало знакомство с кое-какими слухами. Впрочем,
Волку, похоже, доставили бы удовольствие совсем не слухи.
— Есть кое-что, милорд. Идут слухи, смахивающие на правду,
да и толкуют те, кому знать положено. Ройс вдруг насторожился:
— Что за толки?
— Говорят, брат ваш был вызван к королю вчера вечером.
— Мой брат здесь, в Лондоне?
Стражник кивнул:
— Вчера прибыл. Потребовал повидать вас и по-настоящему
пригрозил, что сложит с себя присягу, ежели не позволят.
Жуткое предчувствие беды охватило Ройса.
— Где он сейчас?
Страж махнул головой влево и вверх:
— Как я слыхал, этажом выше вас, через несколько комнат к
западу. Под охраной.
Ройс расстроенно и тревожно выдохнул. Приезд сюда Стефана
был крайним безрассудством. Когда Генрих сердится, лучше держаться от него
подальше, покуда он не совладает со своим королевским темпераментом.
— Спасибо… — Ройс пытался припомнить имя стражника, — э-э-э…
— Ларраби, ми…
Оба подскочили на месте и оглянулись на распахнувшуюся
дверь. В проеме, зловеще ухмыляясь, стоял Греверли.
— Государь наш прислал меня препроводить вас к нему.
Испытывая облегчение, смешанное с беспокойством о Стефане, Ройс подошел к
Греверли, отпихнул его плечом, бросив на ходу:
— Где король?
— В тронном зале.
Ройс, в прошлом не раз гостивший здесь, хорошо знал Тауэр.
Предоставив Греверли поспешать следом и стараясь сдерживать шаг, он быстро
прошагал длинным коридором к лестнице, которая соединяла два этажа и вела к
анфиладе покоев.
Проходя через галерею с сопровождающим позади, Ройс заметил,
что все оборачиваются и глазеют. Судя по ехидному выражению на многих
физиономиях, факт его заключения и немилости Генриха был широко известен.
Ройс привык вызывать при дворе некоторый страх и подозрения,
но нынче мог бы поклясться, что встреченные знакомые прячут насмешливые улыбки,
и обнаружил, что предпочитает опасение и подозрительность осмеянию.
Греверли с удовольствием объяснил ему эти странные взгляды:
— История о побеге леди Дженнифер от знаменитого Черного
Волка немало здесь всех позабавила.
Ройс стиснул челюсти и ускорил шаг, но и Греверли прибавил
прыти, нагоняя его, и доверительным, громким, полным ехидства тоном добавил:
— Равно как и история о неудаче, постигшей нашего
прославленного героя с шотландской девчонкой, которая, вместо того чтобы
выскочить за него замуж, удрала с преподнесенными им бесценными жемчугами.
Ройс крутнулся на каблуках с определенным намерением двинуть
кулаком в ухмыляющуюся рожу Греверли, но служитель в ливрее уже толкнул перед
ним высокие двери в тронный зал. Сдерживая себя соображением, что будущему
Стефана, равно как и его собственному, не пойдет на пользу убийство ценнейшего
советника Генриха, Ройс отвернулся и вошел в двери, которые придерживал для
него слуга.
