Они неслись с головокружительной скоростью до заката, время
от времени останавливаясь ровно настолько, чтобы дать отдохнуть и напиться
коням. К тому моменту, когда Ройс наконец дал Арику знак остановиться и было
найдено подходящее для лагеря место на небольшой поляне, глубоко под покровом
леса, Дженни совсем обессилела от усталости. Дождь прекратился еще утром,
выглянуло мутное солнце, потом засияло в полную силу, над долинами поднялся
пар, и она чувствовала себя в десять раз хуже в промокшем тяжелом бархатном
платье.
Устало морщась, она выбралась из зарослей, где скрывалась от
мужчин, попыталась разодрать пальцами безнадежно свалявшиеся волосы,
проковыляла к костру и бросила убийственный взгляд на опустившегося на одно
колено Ройса, который подкидывал в огонь поленья и казался одновременно и
отдыхающим и настороженным.
— Должна заметить, — обратилась она к его широченной спине,
— если именно такую жизнь вы вели все прошедшие годы, вам остается много чего
пожелать.
Дженни не ожидала ответа и не получила его, начиная
понимать, почему тетушка Элинор, лишенная человеческого общества двадцать лет,
так тосковала, что охотно болтала с каждым, кто соглашался слушать — по
собственной воле или нет. После целой ночи и дня молчания Ройса она отчаялась
излить на него свой гнев.
Слишком измученная, чтобы стоять, она повалилась на кучу
листьев в нескольких шагах от огня, радуясь возможности посидеть на чем-нибудь
мягком, пусть даже на мокром; подтянула коленки к груди, обхватила их руками и
продолжила безответную беседу:
— С другой стороны, вы, возможно, находите немалое
удовольствие в скачках по лесу, в нырянии под ветки и бегстве с риском для
жизни. А когда это приестся, всегда можно развлечься осадой, или кровавой
битвой, или похищением невинных, беззащитных людей. Поистине идеальное
существование для такого, как вы!
Ройс, бросив взгляд через плечо, увидел, как она сидит,
уткнувшись подбородком в колени, вызывающе приподняв изящные брови, и не
поверил подобной дерзости. После всего, что он заставил ее испытать за
последние двадцать четыре часа, Дженнифер Меррик — нет, поправил он сам себя,
Дженнифер Уэстморленд — способна спокойно сидеть на куче листьев и насмехаться
над ним.
Дженни проговорила бы еще что-нибудь, но тут из-за деревьев
.вывалился бедный брат Грегори, увидел ее, прохромал и осторожно плюхнулся
рядом на листья. Усевшись, он поерзал, переваливаясь с одной ягодицы на другую,
и поморщился.. — Я… — Он снова поморщился и скорбно признался — …нечасто езжу
верхом.
Дженни сообразила, что все тело его должны раздирать боль и
ломота, и выдавила из себя беспомощную сочувственную улыбку. В тот же миг ей
пришло в голову, что несчастный монах оказался пленником человека с репутацией
страшного злодея и надо бы успокоить его неизбежные опасения наилучшим
способом, учитывая ее ненависть к похитившему их мужчине.
— Я не думаю, что он вас убьет или будет пытать, —
приступила она к утешениям, и монах подозрительно покосился на нее.
— Я подвергся уже всем мыслимым пыткам благодаря этой
лошади, — сухо заявил он и продолжал спокойней:
— Однако не допускаю, что буду убит. Это было бы крайне
глупо, а я не считаю вашего мужа глупцом. Безрассудным — да. Но не глупым.
— Значит, вы не боитесь за свою жизнь? — спросила Дженни
монаха со всевозрастающим уважением, припомнив собственный ужас при первом
взгляде на Черного Волка.
Брат Грегори отрицательно покачал головой:
— Из трех слов, которыми удостоил меня белокурый гигант, я
уяснил, что меня прихватили с собой как свидетеля при неизбежном расследовании,
которое непременно последует, чтобы выяснить, в самом ли деле вы повенчаны по
всем правилам. Понимаете, — горько признался он, — как я уже объяснял вам в
монастыре, я там простой гость, а настоятель и все братья отправились в
соседнюю деревню помогать страждущим духом. Уйди я утром, как собирался, не
осталось бы никого, перед кем вы произнесли бы брачный обет.
Краткая вспышка слепого гнева мелькнула в отупевшем сознании
Дженни.
— Если ему, — злобно зыркнула она на мужа, который, стоя на
коленях, подкидывал поленья в костер, — требовались свидетели бракосочетания,
надо было всего-навсего оставить меня в покое и дождаться нынешнего дня, когда
нас поженил бы брат Бенедикт, — Да, знаю, и странно, что муж ваш не сделал
этого. От Англии до Шотландии всем известно, что он не желал, нет, всеми силами
восставал против идеи венчания с вами.
От стыда Дженни отвела глаза, прикинувшись, что ее очень
интересуют мокрые листья, и принялась водить пальцем по прожилкам. Брат Грегори
вежливо произнес:
— Я говорю с вами открыто, ибо понял при первой встрече в
монастыре, что вы не из слабых сердцем и предпочитаете знать правду.
Дженни проглотила комок, от унижения застрявший в горле,
кивнула, отворачиваясь в сторону, и осознала, что в обеих странах каждой
мало-мальски значительной персоне явно известно, что она — нежеланная невеста.
Больше того, не девственница. Она чувствовала себя несказанно запачканной и
опозоренной, смятой и брошенной на колени перед населением целых двух стран и
сердито проговорила, испытывая мстительное удовлетворение:
— Не думаю, чтобы его поступки, совершенные за два последних
дня, остались безнаказанными. Он вытащил меня из постели и спустил из башенного
окна на веревке. А теперь вас похитил! Я полагаю, Макферсоны и все прочие кланы
вполне могут нарушить договор и напасть на него!
— О, я сомневаюсь в возможности какого-либо официального
возмездия; говорят, Генрих приказал ему со всей поспешностью жениться на вас.
Лорд Уэстморленд… гм… Его светлость, безусловно, исполнил приказ, хотя, вполне
вероятно, Иаков несколько попеняет Генриху на способ его исполнения. Однако…
теоретически по крайней мере герцог буквально повиновался велению Генриха, так
что, может быть, король только лишь позабавится.
Дженни гневно глянула на него:
— Позабавится?
— Может быть, — подтвердил брат Грегори. — Ибо Генрих,
подобно Волку, буквально последовал заключенному с Иаковом соглашению. Его
вассал, герцог, женился на вас и совершил это со всей поспешностью. И, совершая
это, попросту вторгся в замок, несомненно, хорошо охраняемый, и выкрал вас
прямиком из семейного гнездышка. Да, — продолжал он, обращаясь скорее к себе,
чем к ней, будто бесстрастно обсуждал вопрос догматической теории, — смею
предположить, англичане сочтут сие весьма забавным.
К горлу Дженни, едва не удушив ее, подкатил комок при
воспоминании обо всем случившемся прошлым вечером в замке, и она поняла, что
монах прав. Ненавистные англичане заключали между собою пари, действительно
делали в зале Меррика ставки на то, что муж скоро поставит ее на колени, тогда
как собственные ее родичи могли только глядеть на нее, глядеть с гордыми
окаменевшими лицами, словно считали ее позор своим собственным. Они надеялись,
верили, что она отомстит за себя и за всех них, не пойдя ни на какие уступки.
