— Хотя, — размышлял брат Грегори, — не могу понять, зачем
ему понадобилось рисковать и навлекать на себя такие неприятности.
— Он вопил про какой-то заговор, — вымолвила Дженни
сдавленным шепотом. — Откуда вам столько известно о нас, обо всем, что
случилось?
— Новости о знаменитостях часто летят от замка к замку с
поразительной быстротой. Мой долг и привилегия как брата во Святом Доминике —
обходить народ Божий… пешком, на собственных ногах, — кисло подчеркнул он. —
Хотя я провожу время среди бедняков, бедняки живут в деревнях. А где деревня,
там замок; новости перекочевывают из господских дворцов в хижины нищих,
особенно если эти новости касаются человека-легенды, такого, как Волк.
— Стало быть, позор мой всем известен, — сдавленно
проговорила Дженни.
— Не секрет, — согласился он. — Но, по-моему, это не ваш
позор. Вы не должны винить себя за… — Брат Грегори заметил ее жалобный взгляд и
мгновенно преисполнился раскаяния. — Дорогое дитя, извините меня. Вместо того
чтобы говорить о прощении и примирении, я веду речь о стыде и позоре, причиняя
вам боль.
— Вам нет надобности извиняться, — дрожащим голосом молвила
Дженни. — В конце концов вы тоже захвачены этим… этим чудовищем, вытащены из
монастыря, как я была вытащена из постели, и…
— Ну-ну, — утешил он, чувствуя, что она находится на грани
между истерикой и обмороком. — Я бы не утверждал, что захвачен. Собственно
говоря, нет. Лучше сказать, я был приглашен ехать вместе с самым огромным
мужчиной, какого когда-либо видел, на поясе у которого случайно висел боевой топор
с рукоятью размером почти со ствол дерева. Так что, когда он любезно громыхнул:
«Пошли. Вреда не будет», — я без промедления принял его приглашение.
— Я и его тоже ненавижу! — тихо вскрикнула Дженни, следя,
как Арик выходит из леса, неся двух увесистых кроликов, обезглавленных ударами
топора.
— В самом деле? — с недоумением и любопытством
поинтересовался брат Грегори. — Нелегко ненавидеть человека, который не
разговаривает. Он всегда так скуп на слова?
— Да! — мстительно подтвердила Дженни. — Ему… ему
д-достаточно, — усиленно сдерживаемые слезы мешали ей говорить, — посмотреть на
в-вас этими замороженными голубыми глазами, и в-вы уже знаете, чего он от вас
хочет, и д-делаете, потому что он тоже ч-чудовище…
Брат Грегори обнял ее за плечи, и Дженни, больше привыкшая к
бедам, чем к состраданию, особенно в последнее время, ткнулась лицом в рукав
монаха.
— Я ненавижу его! — потерянно прокричала она, несмотря на
предостерегающее пожатие пальцев брата Грегори. — Я ненавижу его! Ненавижу!
Стараясь взять себя в руки, она отодвинулась, и взор ее упал
на пару черных сапог, прочно утвердившихся перед нею, поднялся вверх, от
мускулистых ног и бедер к торсу и широкой груди, пока наконец не встретился с
обрамленными длинными ресницами глазами Ройса.
— Я ненавижу вас, — сказала она ему прямо в лицо. Ройс
изучал ее в невозмутимом молчании, потом перевел подозрительный взгляд на
монаха и саркастически полюбопытствовал:
— Пасете стадо свое, брат? Проповедуете любовь и прощение?
К удивлению Дженни, брат Грегори не обиделся на едкий
вопрос, а сконфузился.
— Боюсь, — горестно признался он, с опаскою неуверенно
поднимаясь на ноги, — я тут столь же неопытен, как в верховой езде. Видите ли,
леди Дженнифер — одна из первых моих овечек. Я лишь недавно тружусь для
Господа.
— Да и не очень-то преуспеваете, — бесстрастно заключил
Ройс. — Разве цель ваша — в подстрекательстве, а не в утешении? Разве так вы
набьете кошелек и разжиреете на благодарности своих господ? Если дело в
последнем, вам лучше бы посоветовать моей жене угодить мне, а не поощрять ее
слова о ненависти.
В этот миг Дженни пожертвовала бы жизнью за то, чтобы рядом
с ней стоял не брат Грегори, а брат Бенедикт, ибо с удовольствием посмотрела
бы, как Ройс Уэстморленд выслушивает громоподобную отповедь, которою брат
Бенедикт заклеймит наглого герцога. Но она снова ошиблась в молодом монахе.
Хоть он и не кинулся в словесную атаку на Черного Волка, однако не отступил и
не дрогнул перед бесстрашным противником:
— Как я догадываюсь, вы не высоко ставите тех, кто носит
одинаковые со мною одежды. — Вообще ни во что, — отрезал Ройс. Дженни с тоской
представила на полянке брата Бенедикта с налитыми гневом глазами,
возвышающегося перед Рейсом Уэстморлендом, словно ангел смерти. Увы, брат
Грегори выглядел просто заинтересованным и слегка озадаченным.
— Понятно, — вежливо сказал он. — Могу я спросить, почему?
Ройс Уэстморленд глянул на него с ядовитым презрением:
— Я не выношу лицемерие, особенно когда оно прикрывается
святостью.
— Могу я попросить вас привести конкретный пример?
— Толстые попы, — отвечал Ройс, — с толстыми кошельками,
читающие голодным крестьянам нотации о греховности чревоугодия и преимуществах
нищеты. — Повернувшись кругом, он прошагал к костру, где Арик на
импровизированном вертеле жарил кроликов.
— О Боже милостивый! — шепнула Дженни через минуту, не
соображая, что начинает бояться за бессмертную душу того самого человека,
которому только что желала погибели. — Должно быть, он еретик!
Брат Грегори бросил на нее странный задумчивый взгляд.
— Ежели так, то весьма благородный. — Оглянувшись, он
пристально посмотрел на Черного Волка, развалившегося у огня рядом с охраняющим
его гигантом, и тихо проговорил тем же задумчивым и почти радостным тоном:
— По-моему, весьма благородный.
Глава 18
На протяжении всего следующего дня Дженни стоически терпела
каменное молчание своего супруга, в то время как в голове у нее лихорадочно
вертелись вопросы, ответить на которые мог только он, и наконец к полуночи,
придя в тупое отчаяние, не вытерпела и заговорила сама:
— Сколько продлится это нескончаемое путешествие в Клеймор,
если, конечно, предположить, что путь наш нацелен именно туда?
— Дня три, в зависимости от грязных дорог. Семь слов. Все,
что он произнес за несколько дней! «Неудивительно, что они с Ариком так
единодушны!»— в неистовстве подумала Дженни, принесла в душе клятву больше не
доставлять ему удовольствия, вновь заводя разговоры, и вместо того
сосредоточилась на мыслях о Бренне, гадая, как та поживает в Меррике.
Через два дня она снова не удержалась, зная, что Клеймор
должен быть уже близко, и переживая нараставшие с каждой минутой страхи перед
тем, что ее там ожидает. Три коня, выстроившись в ряд, трусили шагом по
сельским тропкам. В центре и чуть впереди ехал Арик. Она подумывала, не побеседовать
ли с братом Грегори, но голова его была слегка опущена, и это могло означать,
что монах молится, каковому занятию он предавался большую часть пути. Страстно
желая поговорить хоть о чем-нибудь, отвлекшись от мыслей о будущем, она
оглянулась через плечо на восседающего позади нее мужчину и спросила:
