Или лучше будет сказать, обиженным?
Сэр Лайонел перестал жевать, оценивающе окинул сверкающими
от удовольствия глазами застывшую широченную спину Арика и через секунду
сосредоточенного размышления отвечал:
— Арик выглядит раздраженным.
Сэр Годфри вытянулся, чтоб посмотреть самолично.
— Удрученным, — заключил он.
— У него колики, — с усмешкой добавил Стефан Уэстморленд.
Мужчины дружно посмотрели на Дженни, приглашая ее принять
участие в забаве, однако та вынуждена была отказаться, потому что в этот миг
Арик оглянулся и метнул в когорту товарищей мрачнейший взгляд, способный
обратить в прах камень и с легкостью устрашить большинство мужчин. К несчастью,
на рыцарей он произвел обратный эффект, и они разразились хохотом, который,
отскочив от стен, прокатился эхом под балками потолка, провожая Арика до самых
дверей.
Только юный Гэвин, появившийся как раз вовремя, чтобы стать
свидетелем отбытия Арика с леди Элинор, заступился за великана. Сердито зыркнув
на остальных из-за стола, он изрек:
— Неподобающее занятие для рыцаря — прислуживать старушке,
когда она рвет травы и собирает орехи. Это больше пристало хозяйкиной служанке.
Лайонел отвесил мальчишке добродушный тумак.
— С подобными рассуждениями ты навсегда останешься в
немилости у леди Анны, мой мальчик. Если б ты провожал ее собирать цветы, то
продвинулся бы гораздо дальше, нежели задираясь и пытаясь произвести
впечатление мужской доблестью, как вчера вечером. — Обернувшись к Дженнифер,
сэр Лайонел пояснил:
— Этот малец предпочитает бахвальство галантному обхождению.
А пока он бахвалился, Родерик мило отплясывал с леди Анной и завоевал честное
девичье сердце. Не желаете ли просветить его с женской точки зрения?
Сочувствуя юношеским переживаниям Гэвина, Дженни молвила:
— Не могу говорить за леди Анну, но я, например, не нашла в
личности сэра Родерика ничего, что заставило б женщину обратить на него
внимание.
В глазах Гэвина засветилась признательность, он послал приятелям
самодовольную улыбку и принялся за невкусную еду.
Остаток утра и часть дня Дженни провела, запершись со швеей,
нанятой сэром Альбертом в деревне, чтобы помочь госпоже с подготовкой одежды.
Управляющий, безусловно, успешно справляется со своими обязанностями, думала
Дженни, роясь в доставленных к ней сундуках. Весьма старателен и весьма
холоден. Он ей совсем не понравился, хоть она не могла точно понять, почему.
Судя по оброненным Агнес нынче утром словам, все слуги в Клейморе определенно
высоко ценят этого человека. Ценят и опасаются. Расстроенная своей слишком
чувствительной реакцией на окружающих и бесконечным, настороженным молчанием
присутствующих в комнате женщин, она глядела на вороха богатых разноцветных
тканей, наваленных на постели и наброшенных на кресла. Они лежали точно яркие
лужицы расплавленных драгоценностей — рубиновые с вкраплением золота атласы,
серебряная и золотая парча, аметистовый бархат, сапфировая тафта, которая
переливалась, словно усеянная алмазами, богатые сияющие шелка всех цветов
радуги. Рядом расстилались мягкие английские шерстяные ткани разной плотности и
всех мыслимых расцветок. Была тут хлопчатая мануфактура из Италии в продольную
и поперечную полосу; сплошь расшитые материи для халатов и нижних юбок;
гладкое, почти просвечивающее полотно для рубашек и исподнего; сверкающие
прозрачные ткани для вуалей; глянцевая кожа для башмаков и перчаток.
Даже учитывая необходимость изготовить полный гардероб для
Ройса, и для себя, и для тетушки Элинор, Дженни едва могла сообразить, на что
употребить все это количество. Озадаченная размахом предстоящей работы,
отсутствием воображения и своей неосведомленностью о модах, Дженни без особого
интереса повернулась к двум огромнейшим сундукам, битком набитым мехами.
— По-моему, — громко обратилась она к Агнес, схватив в
охапку роскошный темный соболий мех, — это можно пустить на отделку накидки из
темно-синего бархата для герцога.
— Из кремового атласа! — почти отчаянно выпалила Агнес, и
лицо ее обрело обычное хмурое выражение.
Дженни с удивлением и облегчением обернулась, радуясь, что
женщина, служившая, как ей стало недавно известно, швеей при бывшей госпоже
Клеймора, наконец? то добровольно проронила словечко. Пытаясь скрыть отсутствие
энтузиазма по отношению к высказанной ею идее, Дженни переспросила:
— Из кремового атласа? В самом деле? Вы думаете, герцог это
наденет?
— Для вас, — пояснила Агнес придушенным тоном, словно ее
вынуждал говорить некий внутренний голос совести, протестующий против
использования соболей не по назначению, — не для него.
— О! — вымолвила Дженни, изумленная и удовлетворенная
предложенной комбинацией, и указала на белый мех:
— А это?
— Горностай для оторочки сапфировой парчи.
— А для герцога? — настаивала Дженни, испытывая все большее
удовлетворение, — Бархат, темно-синий, черный и вот этот темно-коричневый.
— Я плохо разбираюсь в модах, — призналась Дженни,
разулыбавшись от удовольствия. — Когда была помоложе, вообще не интересовалась,
а в последние годы жила в аббатстве и видела только те одежды, которые все мы
носили. Но я уже поняла, что глаз у вас наметан на то, как должны выглядеть
веши, и с радостью принимаю все предложения.
Повернувшись, она с удивлением увидела обомлевшую физиономию
Агнес, и хотя на ней было нечто напоминающее улыбку, Дженни заподозрила, что
вызвано это скорее ее признанием о пребывании в монастыре, чем комплиментом
вкусу горничной. Две другие швеи, некрасивые молодые женщины, тоже вроде бы
чуть-чуть оттаяли. Возможно, сочли ее не таким уж врагом, раз последние годы
она провела мирно, как благочестивая католичка.
Агнес шагнула вперед и принялась собирать ткани, включая
полотно, уже предназначенное для особого употребления. — Вы можете сделать
выкройку для пелерины и платья? — спросила Дженни, наклоняясь и сгребая кремовую
парчу. — Я не имею понятия, как все это кроить, хотя, разумеется, помогу
резать. Пожалуй, я лучше справляюсь с ножницами, чем с иголкой.
Глухой звук, похожий на сдавленное хихиканье, вырвался у
одной из молодых женщин, и Дженни, оглянувшись от неожиданности, обнаружила,
что швея по имени Гертруда заливается испуганным румянцем.
— Вы смеетесь? — проговорила Дженни, надеясь, что не
ошиблась, ибо давно жаждала хоть какого-нибудь дружеского общения с женщиной.
Гертруда покраснела еще больше.
— Вы ведь смеялись, правда? Из-за того, что я упомянула о
своем искусном обращении с ножницами?
