Кейт вернулась с кухни, когда он еще только дочитывал статью
из «Трибюн». Он только сейчас заметил, что на ней рыжевато-коричневые джинсы и
зеленый свитер под цвет глаз, с вырезом лодочкой, то и дело норовившим обнажить
плечи. Длинные волнистые волосы и мягко покачивающиеся на ходу бедра придавали
ей вид женственный, величественный и одновременно неотразимо сексуальный.
– Помню, как ты тряслась от страха, что не сможешь управлять
рестораном, – заметил Митчел, кивнув в сторону статьи, – но взгляни только,
чего добилась!
– Первые несколько месяцев я натворила дел и наверняка бы
сдалась, если бы не Дэнни. Я должна была добиться всего ради нас обоих, –
пояснила она, прежде чем повести его в ближайшую к входу часть ресторана.
Они прошли мимо стола метрдотеля, Кейт щелкнула
выключателем, и мягкий свет озарил стильный вестибюль с резной стойкой бара,
занимавшей две стены. Несмотря на размеры, помещение было очень уютным.
– Я попросила Тони принести ужин сюда, – бросила она на
ходу.
Направляясь к бару, Митчел неожиданно вспомнил, как она
выглядела за столом на вилле во время ужина при свечах у моря. Теперь, глядя на
нее, он понял, почему в ту ночь она казалась такой хладнокровной и уверенной в
себе.
Кейт украдкой наблюдала, как он осматривается. Поверить
невозможно, что Митчел стоит всего в нескольких футах от нее! День, начавшийся
жутким кошмаром, заканчивался как лучший в ее жизни: что бы ни сказал Митчел,
отныне он навсегда останется частью жизни ее сына. Он успел снять наверху
галстук и пиджак, закатать рукава и расстегнуть верхние пуговицы рубашки. А
когда повесил пиджак на спинку стула, Кейт вдруг вспомнилась та ночь на вилле в
Ангилье, когда Митчел тоже повесил пиджак на стул, а потом ушел в такой спешке,
что совсем про него забыл.
В желудке что-то судорожно сжалось. В голове теснились
неприятные, болезненные вопросы. Вопросы, которые ей не хотелось задавать,
ответы на которые не хотелось слышать... а если бы и услышала, скорее всего,
просто не поверила бы. Очевидно, ради них самих будет лучше тщательно избегать
всяких споров, обсуждений, напоминаний и взаимных обвинений. Пусть, если хочет,
сорвет на ней злость за то, что скрыла существование Дэнни, но на все остальное
наложен запрет.
Кейт была готова придерживаться своего решения и заставить
Митчела последовать своему примеру. А если это окажется невозможным, она
сделает вид, будто ничего особенного не произошло, и убедит его в этом.
Предположив, что ответ на следующий вопрос будет
положительным, Кейт зашла за стойку бара.
– Хочешь выпить?
– Да, – кивнул Митчел, рассматривая ее в зеркале.
Кейт помнила, что он пил водку, и поэтому автоматически
потянулась к самой дорогой марке, но тут же отдернула руку в запоздалой попытке
не думать о прошлом. Оглянувшись, она вежливо осведомилась:
– Что будешь пить?
Он пригвоздил ее мрачным взглядом:
– Можно подумать, ты не знаешь?
Кейт снова повернулась к полкам.
– Очевидно, ты по-прежнему предпочитаешь водку, – сухо
заключила она.
– А ты по-прежнему очень красива.
Пальцы Кейт застыли на горлышке бутылки. Немного погодя она
осторожно сняла бутылку с полки и потянулась к стакану.
– Я не подозревала, что ты считаешь меня красивой.
– Черта с два!
Кейт отлично понимала, что красивой ее назвать трудно, в
лучшем случае – яркой, и то из-за рыжих волос. И если не считать комплимента ее
ножкам в ту ночь, когда они отправились в казино, Митчел никогда не
комментировал ее внешность... Нет, неправда! В постели он осыпал ее нежными
словами, превозносил до небес, когда гладил и ласкал...
Дойдя до этого места в своих размышлениях, Кейт твердо
запретила себе думать о таких глупостях, выбросила их из головы и насыпала льда
в стакан, после чего налила себе бокал красного вина и обернулась к
собеседнику.
– Давай поговорим о Дэнни, – предложила она с чересчур
жизнерадостной улыбкой и, выйдя из-за стойки, кивнула на два маленьких
диванчика с темно-красной обивкой, стоявших по обе стороны овального
коктейльного столика.
Митчел последовал за ней. Она поставила его стакан и положила
бумажную салфетку перед одним из диванчиков, а сама подошла к другому и
уселась, подобрав ноги. Митчел положил ногу на ногу и сделал первый глоток.
– Что бы ты хотел узнать о Дэнни? – продолжила она, как
только он попытался поставить стакан.
Но у Митчела уже сложился собственный план разговора, и он
не собирался позволить ей отвлекать его вопросами. Однако прежде чем начать, он
действительно хотел кое-что спросить о Дэнни.
– Сегодня в спальне он болтал без умолку, а потом вдруг
замолчал и уставился на меня, словно не мог выговорить ни слова, хотя старался
изо всех сил.
– А завтра, – добавила Кейт, – он полностью перейдет на свою
детскую тарабарщину, и ты не сможешь понять ни единого слова. А если чересчур
разволнуется, вообще может онеметь, и будет смотреть на тебя в немом отчаянии.
Если это случится в твоем присутствии, тихо скажи: «Дорогой, вспомни, сколько
слов ты знаешь».
– И это поможет?
– Очень часто помогает.
– Может, у него какая-то проблема с речью?
– О нет, он настоящий оратор, – заверила Кейт. – Просто его
речевые способности опережают возможности мозга переводить его мысли в слова.
Кроме того, у него превосходная координация. Это он унаследовал от тебя вместе
с внешностью и даром усваивать языки.
Митчел положил руку на спинку дивана и небрежно осведомился:
– А чей у него характер?
– Твой, – не задумываясь, ответила Кейт.
– Какое облегчение. Отныне я не боюсь вложить стакан в его
руку.
Его намеренное напоминание об их стычке на благотворительном
вечере притушило улыбку Кейт.
– Пожалуйста, не нужно, – предупредила она. – Все это в
далеком прошлом, и та вода давно утекла.
– Вероятно, ты права, но хотя бы из-за Дэнни мы не можем об
этом умалчивать. Просто попробуем войти в эту воду, вместо того чтобы пытаться
друг друга утопить.
– Что же именно ты предлагаешь?
– Честность и сдержанность.
Кейт в настороженном молчании смотрела на него.
– Тогда я начну первым, – вызвался Митчел и, дождавшись
легкого кивка, добавил: – Хорошо, тогда начнем. Ты не сообщила мне о своей
беременности по двум причинам: мой отказ иметь детей от бывшей жены и мое
обращение с тобой во время нашей последней встречи. О первом мы поговорим
позже. Насчет второго... я готов извиниться за свое непростительное поведение и
заверить, что такого больше не повторится.
