Кейт стойко промолчала. Но все же увидела, что метрдотеля
Кевина Сандовски по-прежнему не было на месте в одиннадцать двадцать пять,
когда она проходила мимо его стола. На кухне она нашла его, Луиса Келларда и
нескольких официантов которые должны были заниматься последними приготовлениями
в обеденном зале, а вместо этого перешучивались с кухонными работниками.
– Что здесь происходит? – осведомилась она, как ей казалось,
строгим, неодобрительным тоном.
Сандовски сполз с табурета, но ей показалось, что он
выразительно закатил глаза, так чтобы видели официанты. Луис Келлард посмотрел
на ее выпирающий живот и сочувственно улыбнулся:
– Кейт, у меня двое детей, и я знаю, каково приходится
беременной женщине. Знаю, как трудно морально и физически выносить такое
состояние и одновременно справляться с работой. Не стоит зря расстраиваться.
Постарайтесь не обращать внимания на пустяки.
– Я не расстраиваюсь, – бросила Кейт, не совсем понимая,
искренне он пытается ее утешить или просто хочет отделаться. – Но Фрэнк
О'Халлоран сказал, что мы получаем некачественные продукты. Это правда?
– Разумеется, нет, – оскорбился Луис. – Просто у нас теперь
идет меньше лимонов и лаймов, чем раньше, поэтому они лежат немного дольше.
– А почему у нас идет меньше лимонов и лаймов?
– Спросите у Марджори. У нее все цифры. Она точно знает, как
идут дела. Сейчас у нас некоторое затишье. Но все не так уж страшно.
Кейт кивнула и выбралась из кухни.
– Если понадоблюсь, я буду в кабинете.
Кабинет отца – теперь ее кабинет – находился неподалеку от
главного обеденного зала и был отделен от него обшитым панелями коридором. Из
него можно было попасть в кабинеты бухгалтера и управляющего. Лестница, ведущая
из старого трактира в квартиру наверху, была закрыта, а новая расположена рядом
с кабинетом отца. Квартира до сих пор оставалась в прежнем виде, но отец редко
бывал в ней и заходил только в плохую погоду, когда не хотел ехать домой или
работал допоздна.
Марджори сидела за столом, увлеченно барабаня пальцами по
клавиатуре калькулятора. Вся столешница была завалена раскрытыми бухгалтерскими
книгами.
– Фрэнк О'Халлоран собирается увольняться, – сообщила Кейт.
– Прошу вас выдать ему жалованье за два месяца вперед.
Седоволосая бухгалтер подняла глаза.
– И вы собираетесь позволить ему уволиться?
– Как я могу его остановить? – процедила Кейт, впиваясь
ногтями в ладони.
– Не знаю. Думала, может, у вас возникнет идея?
– У меня есть одна идея.
– Какая именно?
– Не мешало бы нам поставить здесь компьютер. Эти книги
также устарели, как...
– Как я? – иронически докончила Марджори.
– Я не это хотела сказать.
– Ресторан подключен к компьютеру, – заверила Марджори,
пожалев девушку. – Заказы на продукты, резервирование столиков – словом, все.
Неужели не заметили?
– Конечно, заметила, – устало пробормотала Кейт, чувствуя
себя совершенно измотанной, хотя пробыла здесь всего полчаса. – Я имела в виду
бухгалтерские книги, которыми вы пользуетесь. Почему эта информация не занесена
в компьютер?
– Занесена. Просто ваш отец любил отслеживать все, пользуясь
теми же методами, что и всегда. Поэтому я переношу кое-какую информацию из
компьютера в книги.
Она терпеливо ждала, что скажет Кейт, но та молчала.
Марджори снова взялась за калькулятор.
– Кейт, – мимоходом бросила она, – мне кажется, вы не
созданы для этого бизнеса. Вам нужно подумать о продаже ресторана.
Раненная в самое сердце, Кейт снова промолчала и вышла,
окончательно потеряв веру в себя. Несколько месяцев назад до появления Митчела
Уайатта, она была настолько уверена в своих силах, что легко смогла бы
справиться с Луисом Фрэнком и Марджори. Но не теперь. Теперь она не только
потеряла веру в себя. Хуже то, что и окружающие тоже в нее не верили.
Благодаря Митчелу и беременности она превратилась в
измученную массу обнаженных эмоций. Настроение менялось каждую секунду, но чаще
всего ей хотелось плакать. Беда в том, что она не могла спокойно подумать о
ребенке, которого носила, без того, чтобы не вспомнить, какой была доверчивой
дурой, поддавшись чарам его отца. Все это время она пыталась почувствовать
нечто вроде родственной связи с малышом. Но этого так и не случилось, и она
начинала бояться, что ненависть к Митчелу помешает ей полюбить ребенка.
Кейт села за отцовский стол и попыталась смириться с тем
очевидным фактом, что дела пойдут еще хуже. Если, конечно, она не найдет
какой-то выход из положения и не смирится с тем, что сделал Митчел. Как только
это у нее получится, она сможет оставить позади все обиды и горести и смело
смотреть в будущее.
Но для того чтобы простить и забыть, она сначала должна
понять ход его мыслей. Понять, почему случившееся с ним в детстве сделало его
таким мстительным и жестоким.
Кейт подперла рукой подбородок, размышляя, как бы получить
необходимые ответы.
Ни Кэролайн, ни Сесил Уайатт не захотят говорить с ней за
его спиной. Мэтью Фаррел и Мередит Бэнкрофт знали Митчела, но Мередит стала
свидетельницей их ссоры на благотворительном вечере. А потом смотрела сквозь
Кейт, словно той вообще не существовало. Правда, Эван еще на Ангилье рассказал
о детстве Митчела немало того, что привело Кейт в ужас, но вряд ли Эван захочет
видеть ее теперь...
И тут Кейт мысленно увидела, как Грей Эллиот снимает
какие-то папки с высокой стопки на столе и несет к журнальному столику, где
сидели она и Холли. В этих папках лежали фотографии... но, кроме них, на столе
было еще много всего...
Внезапно ощутив новый прилив сил и оптимизма, она потянулась
к телефонному справочнику.
Пришлось довольно долго ждать, прежде чем Грей Эллиот поднял
трубку.
– Мисс Донован? – переспросил он деловито, но с некоторым
любопытством. – Секретарь сказал, что вы хотите поговорить со мной по
неотложному делу.
– Да, – решительно ответила Кейт, – но только лично.
– Но у меня полно...
– Я отниму у вас всего несколько минут. Это срочно и...
очень важно.
Грей поколебался, и Кейт почти видела, как он смотрит на
календарь.
– Не сможете приехать завтра, в четверть первого? Поговорим,
я еще успею на ленч.
– Конечно, смогу, – обрадовалась Кейт. – Спасибо.
