Она стала медленно листать досье в обратную сторону. И
наткнулась на снимок, снятый во время матча в крикет. Тут ему было лет шесть, и
бита казалась для него слишком большой, но он старался так, что маленькое
личико было сморщено в гармошку.
– Он целиком сосредоточен на мяче, – заметил Грей.
Она хотела что-то сказать, но, передумав, покачала головой.
– Вы читали интервью со смотрителем здания пансиона во
Франции, где одно время учился Митчел?
– Такие вещи меня не интересуют, – отмахнулся Грей. – А что
вы там нашли?
– Месье Брике сказал, что Митчел несколько раз проводил
Рождество с ним и его женой, а не с директором и его семьей. Позже он писал им,
уже из другой школы, но жена месье Брике к тому времени умерла, и сам он
перестал отвечать на письма, – чуть не плача, объясняла Кейт. – Знаете, почему
Митчел писал письма абсолютно чужому человеку, которому был не нужен?
– Понятия не имею.
– Видите ли, во всех закрытых школах для мальчиков считается
обязательным два раза в месяц писать родственникам. Ему просто больше некому
было писать, – всхлипнула Кейт, но тут же с вымученной улыбкой добавила: –
Знаете, после всего что я прочитала, трудно винить его за ненависть к
Бартлеттам и желание отомстить. Поверьте, мне даже стало легче, оттого что я
все узнала... хотя со мной поступили нечестно и непорядочно... но, может, он
иначе поступить не мог, и причина была вполне достойная.
Грей грустно усмехнулся:
– Вы не прочитали самого главного. Несколько последних лет
были для Уайатта сплошным триумфом. В одной из этих папок есть журнальная
статья о Ставросе Константиносе. Он назвал Уайатта своим левым кулаком.
– Своим... что?!
Перегнувшись через ее ноги, Грей порылся в папках и нашел
статью, которую ранее показывал Лили Рирдон и Джеффу Сервантесу. Кейт пробежала
ее глазами, и ее улыбка сразу погасла.
– Мне как-то проще видеть его мальчиком и молодым человеком,
чем удачливым бизнесменом, – пробормотала она, отдавая ему статью. – И куда
труднее простить удачливого умного человека, чем закрыть глаза на бессердечие
мальчишки, росшего с богатенькими детишками и считавшего себя объектом
благотворительности, не имеющего ни единой родной души в целом мире.
И, мимоходом подумав о том, что было бы неплохо выпросить у
Эллиота фотографию Митчела, чтобы когда-нибудь показать сыну, Кейт потянулась к
папке с фотографиями.
На самой первой был Митчел, в одиночестве стоявший на
пристани Филипсберга. На заднем плане краснел огромный шар заходящего солнца.
Судя по дате и времени суток в правом углу снимка, он был сделал без четверти
шесть вечера в тот день, когда они договорились встретиться на этой же пристани
в четыре. Дрожащей рукой Кейт подняла снимок и, не веря собственным глазам,
снова проверила дату и время.
– О Господи, – прошептала она, берясь за тот снимок, что
лежал ниже. Этот был сделан в пять пятнадцать в тот же день. – О Господи...
– Что вас так расстроило в этом снимке? Вас на нем нет.
– Но должна была... – пробормотала Кейт, просматривая снимок
за снимком.
Все лежали в хронологическом порядке, и самый первый был
сделан в половине четвертого.
Сейчас Грей Эллиот сочтет ее безумной... но в этот момент
Кейт было все равно. Кончиком пальца она нежно коснулась виска Митчела, словно
приглаживая непокорный темный локон.
– Ты был там, – прошептала она, морщась словно от боли. – Ты
ждал меня...
Ошибки быть не могло: она забеременела в предрассветные часы
того дня.
Грей выпрямился, с удивлением заметив ее горящие щеки и
неестественно блестящие глаза.
– Вам нехорошо? Может, принести воды?
Кейт засмеялась, но тут же заплакала.
– Вы меня пугаете, Кейт.
Она снова засмеялась и, вскочив, неистово обняла его
свободной рукой. Снимки она так и не выпустила.
– Вам нечего пугаться, если только не попытаетесь вырвать у
меня эти снимки, – предупредила она с сияющей улыбкой.
– Я не могу...
– Можете, и еще как! Никто не узнает. Когда-нибудь я покажу
это его сыну.
Судя по виду Грея, он был готов исполнить свой долг,
сражаясь до конца за вещественное доказательство. Тогда Кейт коротко объяснила,
почему это так важно для нее, а когда закончила, обоим стало ясно, что прокурор
штата наголову разбит.
– Позвоните, когда захотите устроить ужин, – пообещала она,
– и я позабочусь, чтобы вас обслужили как короля.
– Звучит как взятка.
Но Кейт была так отчаянно счастлива, что нежно погладила
руку едва знакомого человека и с улыбкой заверила:
– Не взятка, а вознаграждение!
С этими словами она подхватила сумку и направилась было к
двери, но на полпути остановилась и обернулась.
– Исключительно из любопытства: куда он поехал, когда ушел с
пристани?
– Прямиком в аэропорт и вылетел сюда. В тот день нашли тело
его брата. Племянник позвонил Уайатту и умолял немедленно вернуться.
– Тот самый племянник, который позже признался в убийстве
Уильяма?
Грей мрачно кивнул:
– Тот самый безумный маленький подонок, которому удалось
провести самого снисходительного судью в судебной системе по делам
несовершеннолетних и отделаться годом лечения в психиатрической клинике,
последующим курсом амбулаторной терапии и тремя годами условного срока.
Выйдя на улицу, Кейт с трудом сдержала порыв широко
раскинуть руки и медленно закружиться в вальсе. Митчел ждал ее на пристани!
Правда, теперь она не так наивна, как раньше, и не обманывает себя, воображая, будто
он был влюблен в нее и собирался взять с собой в Чикаго.
То обстоятельство, что он все-таки пришел на пристань, не
опровергает притворства, обмана и множества тайн, на которых он выстроил их
отношения. Он делал вид, будто никогда не был в Чикаго, ничего не знает о Заке
Бенедикте, а сам отослал ее на виллу с требованием порвать с Эваном, даже не
признавшись, что с самого начала знал, кто такой Эван. Но он вовсе не
намеревался заставлять ее мчаться обратно в «Энклейв», словно нетерпеливую
собачонку, только чтобы обнаружить исчезновение хозяина. Этой подлости он не совершал.
Может, он и ждал ее для того, чтобы сказать: «Прости, что я использовал тебя и
причинил боль – моей единственной мишенью были Бартлетты».
