– Спасибо, – прошептала она.
За свою взрослую жизнь Митчел крайне редко терял способность
оставаться сторонним наблюдателем. Но на этот раз логика и контроль над
собственными эмоциями бессовестно его покинули, сменившись нерешительностью и
растерянностью. Сейчас Кейт Донован своими измученными зелеными глазами и
разметавшимися рыжими волосами, лежавшими на плечах плотной накидкой,
напоминала ему измученную ирландскую мадонну, храбро пытавшуюся улыбаться
сквозь слезы.
Он тут же цинично сказал себе, что та же самая «мадонна»
хорошо позабавилась, когда завлекла его в свои сети, а потом оставила ждать на
пристани, как глупого влюбленного мальчишку. Сама же улетела в Чикаго с Эваном
Бартлеттом.
Поэтому Митчел немедленно постарался выбросить из головы
мысли о прошлом, эмоционально отрешился от Кейт Донован и сосредоточился на
нынешней ситуации.
– За что ты меня благодаришь? – осведомился он.
До этого момента Кейт была готова вечно оставаться в качалке
почти в полной уверенности, что видит сон, но холодный голос Митчела, словно
пригоршня воды, выплеснутой в лицо, безжалостно вернул ее к реальности.
Все еще стискивая кролика, она встала, чтобы еще раз как
следует поблагодарить его, и ответила на вопрос уже спокойнее и вполне
официально.
– Спасибо, что одолжил мне деньги на выкуп. Я уже вручила
твоим поверенным долговую расписку и попросила составить формальное долговое
обязательство. Объяснила, что в качестве залога отдаю ресторан и готова отдать
кредит за двадцать лет... – объяснила она и тут же осеклась, сообразив, что
достаточно льготные условия выплаты, которые предлагала, настолько взбесили
Митчела, что глаза его казались осколками льда.
Кейт вдруг показалось, что он вполне может передумать и
забрать деньги. Значит, чем скорее он уберется, тем лучше. Лишь бы перед этим
оставил ей десять миллионов.
– Если условия тебя не устраивают, я соглашусь выплатить
долг за пятнадцать лет, а может, и меньше, и, разумеется, с процентами, –
лихорадочно затараторила она. – Я вполне кредитоспособна, и мой ресторан
процветает. Поэтому я готова на любые твои условия. Только объясни поверенным,
что от них требуется, и я все подпишу. – В последнем отчаянном усилии сохранить
хорошие отношения с кредитором, показать всю степень своей благодарности и одновременно
заставить его уйти Кейт осторожно пробормотала: – И не стоило приезжать сюда
лично... Хотя я очень рада, что ты здесь. Однако у тебя нет причин оставаться.
Ты и без того сделал для меня больше, чем можно себе представить...
Едва сдерживаясь при виде этой нахалки, имевшей наглость
стоять здесь и обращаться с ним так, словно благополучие сына его не касалось,
словно он не имел права присутствовать здесь, словно от него требовалось одно –
одолжить деньги на выкуп, Митчел, однако, нашел в себе силы ограничиться
коротким ледяным предупреждением:
– Не благодари и не пытайся от меня отделаться. После того
как мальчик вернется живым и невредимым, нам предстоит очень долгая и
неприятная беседа в присутствии адвокатов.
– Не смей называть его мальчиком! – вскричала она. – Его
зовут…
– Почему же нет? – рявкнул Митчел. – Ты сделала все, чтобы я
не смог называть его своим сыном. До сегодняшнего дня я и не подозревал о его
существовании!
– Составляя извещения о рождении сына, я вычеркнула тебя из
списка приглашенных, когда ты назвал меня аморальной стервой, – с яростным
сарказмом парировала Кейт. – А кроме того, я хорошо запомнила, что ты развелся
с той женщиной, которая хотела родить тебе сына.
Но короткий взрыв праведного гнева мгновенно растворился в мучительной
реальности исчезновения Дэнни. Пока она стоит здесь и спорит с ним, Дэнни
по-прежнему находится в руках жестоких негодяев.
Кейт яростно уставилась на Митчела сквозь пелену горячих
слез.
– Уходи, – гневно прошептала она, поворачиваясь спиной к
нему. – Убирайся и оставь меня в покое!
Пораженный ее жалкой попыткой оправдать непростительные
поступки шаткими, неубедительными объяснениями, Митчел молча наблюдал, как Кейт
рухнула в качалку, согнулась, словно от приступа боли, и зарылась лицом в
потертый искусственный мех кролика. Плечи тряслись, как в ознобе.
– Мое дитя! Они забрали мое дитя! – всхлипывала она. – О
Боже, мое дитя...
Несмотря на решимость оставаться полностью безразличным к ее
страданиям и видеть в ней лишь расчетливую пустую лгунью, Митчел не трогался с
места. Продолжал стоять и смотреть на нее. И старался вспомнить те два случая,
о которых упомянула Кейт. За прошедшие годы он так успешно и окончательно стер
ее из памяти и сознания, что теперь пришлось сосредоточиться и припомнить, как
все было. Каждую деталь.
Сцена встречи на благотворительном вечере с поразительной
ясностью встала у него перед глазами. Но реакция оказалась точно такой же, как
в тот момент, когда он уходил от нее: отвращение к самому себе за внезапную
потерю самообладания и ненависть к Кейт Донован, которая, оказывается, успела
так прочно утвердиться в его сердце, что стоило увидеть ее он обо всем забыл!
Все, сказанное им тогда, было хоть и уродливой, но все же правдой. И то
обстоятельство, что она лишила Митчела права знать о существовании его сына,
было всего лишь еще одним доказательством, а не оправданием ее поступка.
Однако нельзя отрицать и того, что он действительно
рассказывал Кейт, как настоял на разводе, когда его жена захотела ребенка. И
поэтому стало куда труднее безмерно презирать ее за наглое предательство. А
ведь он видеть ее не мог, особенно после звонка Мэтта. Но его тогдашнее
признание вместе со звуками ее мучительных рыданий не позволяло и дальше думать
о Кейт как о совершенно бессердечной и беспринципной стерве, а заодно считать
себя праведной жертвой ее двуличия. Поэтому он, повинуясь ее просьбе,
повернулся и вышел из комнаты. Но, шагая по коридору, он все еще слышал
отчаянный плач. Только в отличие от Кейт Митчел отказывался и думать о том, что
с сыном может случиться что-то плохое или что его не вернут сегодня, когда
выкуп будет заплачен. Ни разу с самого утра он не допускал мысли о том, что
может никогда не увидеть сына живым. Только где-то в самой глубине сознания
таились уродливые, зловещие думы: гнездо зла, свитое во тьме. Несмотря на
деньги, власть, влиятельные связи, он ничего не смог сделать. Не смог
обеспечить безопасность маленького мальчика. Своего сына.
Митчел судорожно сжал кулаки, словно пытаясь изгнать
назойливые картины и избавиться от ужасной тоски, норовившей обвить щупальцами
его мозг. У него деньги и власть, и он знает, как ими воспользоваться. Кроме
того, у него появился план – простой действенный план. Недаром он был мастером
убеждать людей, перетягивать их на свою сторону. И не простых смертных, а
жадных, безмерно алчных бизнесменов, которые при случае могла стать самыми
страшными врагами, с которыми приходилось иметь дело. И поэтому, когда позвонят
похитители с требованиями выкупа, Митчел спокойно возьмет трубку и, вместо того
чтобы согласиться на десять миллионов, предложит им сделку получше: двадцать
миллионов. Половина будет выплачена по первому требованию в том месте, которое
они назовут. Еще десять миллионов отвезут, куда пожелают похитители, и
передадут, если Митчелу предъявят неоспоримые доказательства того, что ребенок
жив и здоров.
