Она спокойно развернула записку.
«Сэм!
В среднем ящике моего стола — папка с заметками о
сегодняшнем разговоре с Валенте. Поскольку ты еще не вернулась, полагаю,
все-таки успела с ним потолковать. Добавь свои заметки к моим, пока подробности
еще свежи в памяти. Я вернусь и половине шестого. Тогда и поговорим, если я к
тому времени еще не успею до тебя дозвониться. Мак».
Он впервые подписался уменьшительным именем, и все существо
Сэм на мгновение словно расплавилось. Насколько она знала, очень немногим было
позволено называть его этим именем. Мэр однажды обратился к нему именно так,
когда заехал посовещаться о ходе расследования… доктор Найлз, старший
медэксперт… и сестра Маккорда, когда звонила и трубку взяла Сэм. Все остальные
звали его лейтенантом, что звучало уважительно и вполне уместно.
Но Сэм не была ни его родственницей, ни старым другом, ни
политическим лидером. И если воспользуется его уменьшительным именем, значит,
предположительно их отношения вступят в новую фазу легкой, ни к чему не
обязывающей близости, на которую она не имела права… или…
А что, если он, подписавшись уменьшительным именем, таким
образом намекает на то, что между ними может возникнуть такая близость? Или
должна! Или уже возникла?
Сэм тряхнула головой, пытаясь немного прояснить мозги, и
направилась в кабинет Маккорда. Этот человек сводит ее с ума! Навоображал себе
отношения, которых вообще не существует, и заставляет ее реагировать, словно
они есть на самом деле. Не далее как сегодня утром он уставился на нее
гневными, прищуренными голубыми глазами, потому что ревновал, хотя не имел на
это никаких прав… а у нее не было причин исходить сожалением за то, что
заставила его ревновать.
Проблема, по-видимому, заключается в том, что Маккорд так
очаровательно изворотлив, так блестяще небрежен, так бесконечно неукротим, что
она не понимала, на какую опасную почву вступила, пока не зашла достаточно
далеко.
Перед глазами возникла сцена: ее, смирную и покорную, ведут
по уходящей в лес тропинке на тонкой, прикрепленной к Маккорду нити, которую
она не видит и не чувствует, и пока оглядывается, восхищаясь цветочками… и его
мускулистой спиной и узкими бедрами… дело кончится тем, что сорвется с крутого
обрыва вниз.
Наклонившись над столом, Сэм принялась изучать ежедневник
Маккорда — толстую, скрепленную спиралью тетрадь, где каждому дню посвящалась
отдельная страница. Подумав, что он может вернуться раньше, чем обещал, она
просмотрела записи.
По утрам он обычно работал в кабинете: с компьютером, сидел
на телефоне или встречался с подчиненными.
Дневные часы были отведены деловым встречам, допросам и
другой работе, требующей беготни. Все административные вопросы он предпочитал
решать по телефону, но, как правило, встречался со свидетелями и информаторами
лицом к лицу, на что уходило немало усилий и времени.
Вчера он упомянул, что собирается говорить с каждым
представителем закона, который когда-либо общался с Валенте, и, проведя пальцем
по длинному списку встреч и совещаний, Сэм удостоверилась, что он верен своему
слову. Четыре страницы подряд были заполнены именами, начиная с Дуэйна Крейтса,
того офицера, который производил арест убийцы Уильяма Холмса.
Маккорд по той же причине, что и Сэм, особенно интересовался
этим делом, единственным насильственным преступлением Валенте и единственным
случаем, когда его обвинили и отправили в тюрьму. И, глядя на ежедневник, Сэм
поняла, что Маккорд никак не сможет вернуться до половины шестого.
Разочарованно вздохнув, она села на вертящееся кресло,
открыла средний ящик, вынула папку, записала все, что требовалось, но когда
положила папку обратно, почувствовала себя на удивление опустошенной.
Сэм встала, оглядела чистенький, аккуратный кабинет, провела
пальцем по столешнице. Сначала она подшучивала над его стремлением к порядку,
но, по правде говоря, ей это ужасно нравилось. Она, выросшая с шестью братьями,
все свое детство не могла пройти по комнате, чтобы не получить по голове
подушкой… вернее, подушками, летящими со всех направлений.
Ее братья устраивали состязания на то, кто наделает больше
гадостей. Если родителей не было дома, они соревновались, кто громче рыгнет или
пукнет за столом… О Господи, как вспомнишь…
Они сбрасывали пахучие кроссовки в подсобном помещении, и ни
один спортивный зал на земле не смердел хуже, чем эта комната. А уж их носки…
нет, просто неописуемо. Когда они смотрели телевизор в этих самых носках, глаза
Сэм так щипало от запаха, что по щекам катились слезы. Она пожаловалась на это
лишь однажды, когда ей было восемь. Наутро, когда она проснулась, подушка была
устлана вонючими носками.
Она рано выучилась притворяться, будто ничего не замечает,
потому что стоило ей выдать себя, как мальчишки немедленно принимались ее
изводить, делая назло.
Когда Сэм была маленькой, братья относились к ней как к
ожившей говорящей, многофункциональной игрушке. Если они играли в бейсбол на
пустой площадке по соседству с домом, непременно ставили ее на дальнюю часть
поля, где она была их «границей далеко посланного мяча». Во время тренировок на
заднем дворе Брайан и Том заставляли сестру поднимать руки, изображая штангу, и
забивали в нее голы.
Они убили бы каждого, кто попробовал бы ее обидеть, но в то
же время немилосердно издевались над ней, причем их шуточки далеко не всегда
были забавными.
Отец Сэм считал, что спортсменам позволено все, в том числе
невероятная неряшливость и любые проделки, но что еще можно ожидать от
человека, дети которого называли его не папой а тренером? Через дом прошла
целая армия домоправительниц, ни одна из которых не выдерживала больше года.
Мать Сэм постоянно спорила с мужем из-за воспитания
мальчиков, но мужчин в доме было слишком много, и они без труда преодолевали ее
слабое сопротивление. Кроме того, она обожала его и всех своих детей.
И сейчас Сэм, шагая к выходу, поняла, что аккуратность
Маккорда импонирует ей. На пороге она остановилась и нежным взглядом окинула
кабинет. По правде говоря, в Маккорде ей импонирует все. Даже уменьшительное
имя и то звучит так приятно!
Добравшись до своего стола, она вдруг почувствовала, что
голодна и не находит себе места. Неплохо бы убраться отсюда на время.
Рабочий день детектива длился с восьми утра до четырех дня.
Шредер, Уомэк и Сэм работали каждый день допоздна, а иногда прихватывали и
уик-энды. Сэм уже знала, что и сегодня останется здесь до ночи, тем более что
Маккорда не будет до половины шестого. Она заработала право взять несколько
свободных часов.
Она натянула куртку и взяла сумку, решив отправиться в
«Бергдорф» на послерождественскую распродажу. Потом проверила, включен ли
сотовый, и сунула его обратно в сумку. Маккорд был настолько предсказуем и
точен, что можно было не волноваться насчет его возвращения до пяти тридцати.
