Сэм, чувствуя, что ему нужно дать выход ярости, спокойно
ответила:
— Предпочла бы все услышать от тебя.
— Труманти жаждал мести и сумел обернуть дело так, что
семнадцатилетний парнишка попал в шестеренки системы и пошел в тюрьму. Валенте
нельзя назвать ангелом, но и пушером
[23]
или наркоманом он не был, мало того, вот
уже некоторое время перед случившимся ухитрялся не иметь неприятностей с
законом. И, — подчеркнул Маккорд, — уж точно не был виновен в убийстве первой
степени.
Он снова потер шею и размял широкие плечи, словно пытаясь
расслабиться.
— Имей он тогда приличного защитника, преступление наверняка
квалифицировали бы как случай самообороны, не согласись судья с доводами
адвоката, Валенте получил бы срок за тяжкое убийство второй степени с
возможностью смягчения наказания. Вместо этого Труманти, Крейтс и копы «добрых
старых времен» подставили Валенте и упрятали на четыре года. Но это только
начало.
Он снова сжал кулаки, борясь с приступом гнева.
— Что еще? — пробормотала Сэм, хотя в душе уже зашевелился
уродливый червь дурного предчувствия.
— Что ты помнишь о следующих арестах Валенте? — Мак,
подавшись вперед, послал по столешнице папку:
— Вот, освежи память.
Сэм машинально потянулась к ней, но тут же отдернула руку,
потому что почти все помнила наизусть.
— Первые несколько лет после освобождения все было спокойно.
Потом последовала целая серия арестов за всякую мелочь: превышение скорости, владение
психотропными средствами, что на деле оказалось просто рецептом на
болеутоляющее…
— А потом? — нас??аивал Маккорд.
— Лет через десять обвинения стали более серьезными. Первое
касалось попытки подкупа городского чиновника, а именно строительного
инспектора, который собирался выписать штраф за нарушение каких-то строительных
норм. Было и несколько других обвинений в этом роде, а потом их количество
резко возросло, да и масштаб предполагаемых преступлений тоже.
Маккорд ответил уничтожающе-презрительным взглядом.
— Все это мыльный пузырь. Моя вторая встреча на сегодня была
с тем инспектором, которого Валенте якобы пытался подкупить. Мистер Франц
теперь живет в доме для престарелых и несколько обеспокоен тем, что подумает
Господь о некоторых его деяниях. Поэтому и облегчил душу ровно за пять минут.
— И что же он сказал?
— Валенте никогда не пытался подкупить его, впрочем, как и
двух остальных типов, утверждавших обратное. И это дело рук Труманти.
Маккорд выпрямился, подошел к столу, заваленному толстыми
папками с материалами других дел, которые когда-то велись против Валенте,
поднял одну и тут же брезгливо уронил.
— Теперь можно с уверенностью заключить, почему по всем этим
делам не было вынесено ни единого обвинительного приговора. Потому что все это
просто куча дерьма. К счастью, в то время, когда предъявлялись обвинения,
Валенте уже мог позволить себе иметь собственных адвокатов, вместо того чтобы
полагаться на назначаемых судом защитников, вроде того, который позволил ему
сознаться в несовершенном преступлении. Я также готов поклясться, что Труманти
прямо и косвенно повинен не меньше чем в половине этих обвинений.
— Что значит «косвенно»?
— Создав так называемые дела, Труманти удалось разжечь хоть
и маленькие, но костры. Зато дыму получилось много, а обвинители склонны верить
старому изречению: «Нет дыма без огня». Вот и начинали охотиться за Валенте в
надежде распалить целый пожар.
Он пренебрежительно отбросил очередную папку.
— С годами Валенте постепенно превращался во все более
заманчивую мишень.
— Каким это образом? — недоуменно всплеснула руками Сэм.
— У него вошло в привычку наголову разбивать все доводы
обвинителей, не оставляя от них камня на камне. Читая записи и расшифровки
стенограмм, я понял, что батальон адвокатов Валенте обычно перед слушанием дела
получал от него два задания: первое — снять все обвинения и второе — выбить всю
дурь из того, кто вел дело, — и затем предъявлял эти обвинения в суде. Читая
материалы, я просто поверить не мог тем замечаниям, которые делали адвокаты
Валенте по адресу обвинителей. Они просто-напросто подвергали бедняг публичной
порке, не упуская из виду ни одной грамматической ошибки, опечатки, опоздания
на две минуты… все эти пустяки в их устах вырастали до степени профессиональной
некомпетентности. Представляешь, в некоторых случаях судьи становились на
сторону адвокатов и принимались читать нотации обвинителям.
Как только адвокаты Валенте выставляли своих противников
дураками и всячески унижали, оставалось только добить поверженных, разразившись
тирадами, пестревшими такими терминами, как «неизлечимая глупость», «непростительная
небрежность»и «вопиющее невежество».
Маккорд вернулся к столу и сел.
— Такие адвокаты берут гонорар по две тысячи долларов в час
или больше, но почти никогда не проигрывают. Они не тратят денег или времени
клиента на то, чтобы открыто мстить, но каждый раз получалось, что обвинители
уходили опозоренными, и сделано это было по приказу Валенте. Он не
успокаивался, пока обвинители не лежали мордами в грязи, а его стопа не
попирала их головы. Тогда, и только тогда, он позволял им встать.
— И я не могу осуждать его за стремление к мелочной травле.
— В его поступках нет ничего мелочного. Обвинители, которых
выставили идиотами в таких громких процессах, могут навсегда распроститься со
своими карьерными устремлениями. Но и у них хорошая память. И они могут затаить
злобу. Более того, как только очередной их коллега спешит, поджав хвост,
укрыться в конуре, на его место находится дюжина других, которым не терпится
доказать свой профессионализм и отвагу, став первым и единственным, кому
удалось прижать Валенте.
Он поднял было карандаш, но тут же отбросил с тем же
нетерпеливым раздражением, как и перед этим папки.
— Принимая это дело, я считал Валенте не кем иным, как
огромной акулой, ухитрявшейся годами прорываться через сеть закона. Я хотел загарпунить
его по все той же причине, что и остальные обвинители. И поэтому ничем от них
не отличаюсь.
— Не правда! — вырвалось у Сэм с такой силой, что удивление
стерло гнев на его лице.
— Какая же разница?
— Ты верил, что он виновен во всем том, что ему приписывали.
Некоторые из обвинителей должны были знать, что раздувают из мухи слона.
Маккорд, не отвечая, покачал головой, словно вспомнил нечто
неприятное:
