— Возможно, после завтрашнего дневного спектакля мне
понадобится немного изменить диалог третьего акта между тобой и Джейн. Правда,
я еще не решил.
Ли, не отвечая, быстро закончила макияж, расчесала волосы и
исчезла за ширмой, чтобы переодеться в платье, которое специально принесла в
театр. За дверью гримерной шум еще усилился, когда актеры, рабочие сцены и
люди, обладающие достаточным влиянием, чтобы получить пропуск за кулисы, гомоня
и смеясь, стали покидать театр через служебный вход, чтобы отпраздновать сегодняшний
триумф с друзьями и родными. Обычно Ли и Джейсон последовали бы их примеру, но
сегодня Ли исполнялось тридцать пять, и Логан твердо намеревался сделать все,
чтобы ночь премьеры не затмила этого события.
Она появилась из-за ширмы в обманчиво простом красном
шелковом платье-рубашке с узенькими, расшитыми стеклярусом бретелями, лодочках
на шпильках, в тон платью, и с усыпанной стразами вечерней сумочкой от Джудит
Либер, свисавшей с руки на длинной цепочке.
— Красное? — ухмыльнулся Джейсон, медленно поднимаясь. —
Никогда раньше не видел тебя в красном.
— Логан специально просил меня надеть сегодня красное.
— Интересно почему?
— Возможно, у него игривое настроение, — самодовольно
объяснила Ли, но тут же неуверенно спросила:
— Как по-твоему, мне идет?
Джейсон неспешно, оценивающе оглядел ее блестящие, падающие
до самых плеч рыжеватые волосы, большие аквамариновые глаза и высокие скулы,
перевел глаза на узкую талию и длинные ноги. Довольно миленькая… не
ослепительна и вовсе не такая уж красавица, и все же даже в зале, полном
женщин, Ли Кендалл обязательно выделялась бы и мгновенно привлекла бы к себе
внимание, стоило ей заговорить или пошевелиться. Пытаясь найти причину ее
мощного воздействия на публику, критики сравнивали Ли с молодой Кэтрин Хепберн
или Этель Барримор, но Джейсон считал, что они не правы. Да, на сцене она
обладала несравненным сиянием Хепберн и легендарной глубиной проникновения в
образ, присущей Барримор, но было и нечто свое, бесконечно более привлекательное
и уникальное: чарующая, завораживающая харизма, столь же действенная сейчас,
когда она стояла в гримерной, ожидая его суждения, как и на сцене, во время
спектакля. Ли была самой спокойной, дружелюбной, трудолюбивой и отзывчивой
актрисой из тех, кого он знал, и все же в ней крылась какая-то тайна, барьер,
за который она никому не позволяла заглядывать. Она принимала свою работу
всерьез, но вот себя всерьез не принимала, и временами ее застенчивость и
чувство юмора заставляли его чувствовать себя махровым, завзятым эгоистом.
— Я начинаю думать, что лучше всего чувствовала бы себя в
джинсах и футболке, — пошутила она, напоминая, что хочет услышать его мнение.
— Ладно, — кивнул он, — вот тебе горькая правда. Хотя ты и
вполовину не так изумительна, как твой муж, все равно на удивление
привлекательна для женщины.
— На тот сомнительный случай, если это означает огромный
комплимент, — смеясь, объявила Ли, открывая шкаф и вынимая пальто, — большое
тебе спасибо.
Джейсон, искренне пораженный ее полным отсутствием
самолюбования, сначала не нашелся с ответом.
— Конечно, это огромный комплимент. Но почему ты вдруг
забеспокоилась о том, как выглядишь? Какое это имеет значение, если час назад
ты убедила четыреста человек, что перед ними тридцатилетняя слепая, которая,
сама того не подозревая, держит ключи к решению тайны бесчеловечного убийства?
— выпалил он наконец, ошеломленно воздев руки к небу. — Господи Боже, ну почему
женщине, которая все это умеет, не наплевать, как она смотрится в вечернем
платье?
Ли открыла рот, явно желая поспорить, но тут же улыбнулась и
покачала головой.
— Это женские заморочки. Тебе не понять, — сухо обронила
она, глядя на часы.
— Ясно.
Джейсон распахнул дверь и с преувеличенной почтительностью
отступил в сторону.
— Только после вас, — сказал он, предлагая ей руку. Ли
оперлась на нее, но когда они дружно зашагали по коридору, Джейсон внезапно
помрачнел.
— Когда мы приедем, обязательно спрошу Логана, посылал ли он
орхидеи.
— Предпочитаю, чтобы ты не беспокоил ни себя, ни Логана по
этому поводу, — возразила Ли, стараясь сохранять беспечный тон. — Даже если это
и не Логан, какая разница?
Мы приняли меры предосторожности. Я наняла
шофера-телохранителя. Мэтт и Мередит Фаррелы одолжили мне его на те полгода,
что их не будет в стране. В их чикагском доме он кто-то вроде члена семьи. Так
что у меня прекрасная защита.
Несмотря на все уверения Ли, при мысли об орхидеях на душе
становилось тревожно. За последнее время она стала получать анонимные подарки,
причем весьма дорогие, а некоторые и с нескрываемо сексуальным подтекстом,
вроде черного кружевного пояса с подвязками и бюстгальтера из «Нимана-Маркуса»
[5]
и прозрачной, чрезвычайно соблазнительной ночной сорочки из «Бергдорф Гудман»
[6]
.
Надписи на маленьких белых карточках, вложенных в пакеты, отличались краткостью
и загадочностью, как, например: «Надень это для меня»и «Я хочу видеть тебя в
этом».
На следующий день после того, как в театр был доставлен
первый подарок, в квартире раздался телефонный звонок.
— Ты носишь свой презент, Ли? — журчал в автоответчике
вкрадчивый мужской голос.
На прошлой неделе Ли поехала в «Сакс»
[7]
, где купила Логану
халат, а себе небольшую эмалевую брошь, которую сунула в карман пальто. Она как
раз готовилась вместе с другими пешеходами переходить улицу на углу Пятидесятой
и Пятьдесят первой улиц, когда сзади протянулась мужская рука с маленьким
пакетом от «Сакса».
— Вы уронили это, — произнес незнакомец вежливо.
Растерявшаяся Ли машинально взяла пакет и спрятала в другой, побольше, где
лежал халат, но когда оглянулась, чтобы поблагодарить мужчину, тот либо растаял
в толпе, либо был тем человеком, который быстро шагал по улице, подняв воротник
до самых ушей и низко нагнув голову, чтобы защититься от ветра.
Вернувшись домой с покупками, Ли сообразила, что ее пакетик
так и лежит в кармане, куда она его положила с самого начала. В том пакете, что
вручил неизвестный, лежали узкое серебряное, похожее на обручальное кольцо и
записка: «Ты моя».
Несмотря на все это, Ли была уверена, что орхидеи прислал
Логан. Муж знал, что это ее любимые цветы.
