Первая ночь оказалась жутковатой; ведь мало кто из оседлых жителей, будь то труженики или джентльмены, привык ходить пешком по ночам, да еще украдкой. Полумесяц пока стоял высоко, затоплял ландшафт бесцветным светом, не оживляя его; но едва он закатился, небеса окутало сияние из смешенного света такого множества звезд, какое им и не грезилось. Когда их глаза свыклись с темнотой, видеть оказалось легче, чем, например, Ангус считал вообще возможным. Два-три оленя были опознаны верно, особенно теми, кто был вооружен подзорными трубами. Более неожиданными оказались собаки, рыскавшие в поисках добычи — кроликов, землероек, крыс, а в недалеком будущем и ягнят. Прежде они были любимцами хозяев или псами-тружениками, объяснил Фиц, и их либо бросили, либо они искали пищу получше той, какую им уделяли хозяева. И были они равно свирепыми, утратив все признаки одомашнивания.
Затем Чарли пришла блестящая мысль одеть сынишку пемберлийского конюха в коричневое одеяние и попросить его отойти по берегу реки на некоторое расстояние, потом повернуться и пройтись по пустоши. Семилетний малыш ничего не боялся и только радовался своей прогулке, тем более что обычно его давно бы уже уложили спать. А они, следя за ним, получили некоторое представление, что им предстоит увидеть, если появится кто-то из Детей Иисуса.
Прошла неделя, наступило полнолуние, а небо все еще оставалось относительно безоблачным. Таким ярким был прекрасный серебряный шар, что при его свете можно было читать. И это вопреки дымящим трубам Манчестера неподалеку. Ветер благоприятствовал им, унося дым на восток, в Йоркшир.
Затем луна, восходившая каждую ночь все позднее, пошла на убыль, а ни единый ребенок еще не был замечен. И значит, несчастные Дети Иисуса скорее всего теперь содержались в заключении. Отчаяние начало овладевать сердцами ищущих, полных такого энтузиазма, когда поиски только начались.
Нед Скиннер не желал иметь ничего общего с поисковыми партиями, он предпочитал действовать в одиночку, и у него были собственные предположения, где искать. Пока три отряда рыскали, по его мнению, все еще слишком на юге, он, оседлав Юпитера, объезжал места много выше по течению Деруэнта и особенно возле устья большого притока. Фиц был против, указывал, что его силуэт на фоне звездного неба сразу выдаст его присутствие там, но Нед и внимания не обратил. Он считал, что именно в этом заключалась главная беда трех поисковых партий — они шли пешком, ведя лошадей на поводу, а потому двигались слишком медленно.
У него была собственная подзорная труба, много мощнее инструментов в распоряжении Фица; прежде она принадлежала морскому капитану, любителю плавать в таких краях, где моряку требовалось проверять, не украшают ли себя туземцы на берегу человеческими головами. С лошадиной спины труба позволяла обозревать дальние расстояния, однако и находящееся вблизи виделось четко и ясно, так как трубу можно было фокусировать, и она отнюдь не в первый раз верно служила Неду в его ночных приключениях.
Луна теперь шла на убыль, а потому всходила позднее. Однако сумерки окончательно истекали кровью почти перед восходом луны, и Нед не собирался покидать свое тайное убежище, прежде чем наступит окончательная темнота. Он освоил пещеру, но совсем незатейливую, возможно, просто высверленное ветром углубление в выходе мягкой породы. В ней хватало места для него и Юпитера, и он совершил несколько поездок, чтобы запастись пищей для себя и коня. Сочной травой-муравой пустоши похвастать не могли!
Когда сомкнулся полный мрак, Нед покинул пещеру; восточный край неба уже серебрился, возвещая лунный восход. Пожалуй, ни в какое другое мгновение даже его зоркие глаза не уловили бы белый проблеск падающей воды притока в милях к западу от него. Его кольнуло предчувствие, он напрягся в седле настолько, что перемена в его настроении передалась Юпитеру, который встряхнул головой. Нед наклонился и похлопал его по шее.
— Легче, легче, старина, — сказал он негромко.
Они рысили, пока водопад не открылся полностью; около пятидесяти футов в высоту с мощными струями, разливавшимися широкой заводью у подножия обрыва, с которого он падал и за верхним краем которого где-то неподалеку, видимо, бил большой родник. Будь водопад поближе к другим прельстительным достопримечательностям этого края, он, несомненно, привлекал бы множество посетителей, но его окружали мили невзрачных холмов, оврагов и пустошей. Пределом любознательности посетителей был Пик много южнее — разве что они были поэтами, писателями, художниками и прочими чудаками, влюбленными в пустынность, где можно вольно бродить и бредить. По ночам они и им подобные обычно свертывались калачиком в теплых постелях гостиниц или фермерских домов. Бесспорно, в эту ночь тут никого из таких не было, и все это принадлежало ему одному.
В тени нависающей скалы Нед соскользнул со спины Юпитера и обустроил коня для одного из тех ожиданий, которым иногда его подвергал. Затем, тише охотящейся кошки, он боком приблизился к заводи, держась в тени обрыва.
Берегом заводи был известняк, отполированный до некоторого блеска в ленту около ярда шириной, которая вела от водопада к траве примерно еще сотню ярдов, прежде чем сузиться до невидимости. Тропинка, вытоптанная маленькими ножками! На границе между травой и известняком Нед остановился, наклонил голову набок и прислушался, но не услышал ничего, чуждого звукам падающей воды. Он сунул руку в левый карман плаща, затем в правый, удостоверяясь, что его пистолеты наготове, как и ножи. Следуя по тропинке к водопаду, он обнаружил, что она проскальзывает за водяную завесу, но осталась сухой, так как ветер дул на восток.
Через широкое отверстие он вошел в огромную каверну, освещенную не только воняющими салом свечами, но и поразительными лампами. Пол, почти ровный, был занят простыми деревянными столами, у которых фигурки в длинных одеяниях наклонялись над тазиками и мисками, ступками и пестиками, занятые как будто смешиванием субстанций или дробя их в порошок. В стене пещеры ближе к выходу была большая ниша, где жарко горели угли, и железные прутья поддерживали чугунные котлы и горшки над искрящейся, мерцающей поверхностью огня. Нишу сверху накрывал странного вида купол. Из его маковки торчала широкая металлическая труба, которая, поддерживаемая скобами, выходила наружу в воздух позади водопада. В чем бы ни заключался принцип этого устройства, было оно очень эффективным: в каверне почти не чувствовалось дыма. Поблизости стояли конденсаторы для дистилляции, и целый стол был отдан фильтрации жидкостей через грубую марлю или рядно. Лаборатория Детей Иисуса, где отец Доминус изготовляет свои панацеи!
Освещение было настолько слабым, что дети откинули капюшоны. Только одни мальчики, решил Нед: на макушках у них у всех были лысинки тонзуры. А ему не приходилось слышать, чтобы девочкам выбривали тонзуры. Почти тридцать мальчиков, а от стола к столу переходит плечистый парень — грубые черты лица, безжалостные глаза. Они его боялись и съеживались или вздрагивали при его приближении. Не брат Игнатий, про которого говорила Мэри, решил он. У этого нет сердца.
Пройти мимо брата Джерома (так обратился к нему один из мальчиков) было непросто, но Нед сумел, когда парень отошел к огню и заорал, чтобы принесли еще угля. Да, неплохое упражнение — перетаскивать мешки с углем! В задней части пещера суживалась в высокий и относительно широкий туннель. Через некоторое расстояние он расширился в еще одну обширную каверну тоже со столами. На них стояли пузырьки и флаконы, наполняемые через воронки черпаками, погружаемыми в кувшины. Девочки! Волосы длиннее, нет тонзур. Работали они лихорадочно, хотя за ними никто не следил. Значит, брат Джером надзирает за всеми детьми. Так где отец Доминус?
