— Только агония позволит вам выиграть день или два, но не больше. Поверьте, если она хочет видеть вас у себя, то она непременно пошлет за вами.
— Но с какой стати? Она только и делала, что старалась меня уничтожить! Отказала даже в помиловании, когда меня приговорили к смертной казни! Она оставила при себе Гонорию, которую я никогда больше не назову своей тетей!
Кларисса взяла письмо, перечитала его и тяжело вздохнула.
— Я должна была подумать об этом раньше! Вы назначены свитской дамой не в качестве Лоренцы Даванцатти. Назначение подписано самим королем и...
— Королем? Но он же прекрасно знает, что я...
— Я сказала, что дело совсем не в вас, Лори! Король подчиняется традиции, и я должна была подумать об этом раньше. Баронессы де Курси, начиная с царствования Людовика VII и Алиеноры Аквитанской, которую дама де Курси спасла от смерти, на вечные времена получили почетную привилегию служить королеве Франции. Ваша покойная свекровь, очаровательная Клер, служила Екатерине де Медичи и Луизе де Водемон, супруге Генриха III, до того самого дня, когда та скончалась от болезни. Мадам де Гершевиль, статс-дама королевы Марии, прекрасно ее знала. И запомните, при дворе вы будете не на последних ролях. Если бы наши предки не держались так за свой титул барона, вы были бы уже герцогиней. Брат вам может рассказать обо всем этом куда больше меня. Он очень гордится нашими предками!
— Боже мой! Какое горе! — простонала несчастная Лоренца.
— Совершенно с вами согласна, когда речь идет о службе такой государыне, как наша. Но у вас есть, по крайней мере, утешение: с баронессой де Курси не посмеют обращаться как с любой из придворных дам.
— Если вы думаете, что знатность и традиции хоть что-то значат для королевы, вы ее плохо знаете. Она приложит все силы, чтобы отравить мне жизнь. А может отравить и меня! Боже мой! Как только представлю себе, что должна буду день и ночь находиться при ней неотлучно!
— Почему вы так решили? Свитские дамы служат по три месяца, если только они не статс-дамы и не гофмейстерины, а вы не то и не другое. К тому же, вполне возможно, королева не будет в восторге, увидев вас снова при дворе. Так что, вероятно, вы будете сидеть у себя дома или вернетесь в Курси, если вам захочется.
После слов графини мрачное лицо Лоренцы чуть-чуть просветлело. И все же она не могла с горечью не посетовать:
— У себя дома! Но у меня нет никакого дома! Она запрет меня в какую-нибудь дыру вместе с Гонорией и будет ждать, когда мы изведем друг друга!
Кларисса не могла удержаться от смеха.
— О чем вы говорите, дорогая! Губерт позаботится, чтобы у вас был дом! Наш парижский особняк пострадал во время религиозных войн, и мы не считали нужным приводить его в порядок. Разумеется, есть гарсоньерка Тома, но она, конечно же, вам не подойдет.
Громкий голос лакея, объявившего о приезде герцогини Ангулемской, прервал разговор.
— Вы обе чем-то очень взволнованы, — заметила герцогиня, снимая перчатки. — Надеюсь, не дурными вестями? — добавила она, в то время как обе дамы приветствовали ее с той почтительностью, какая положена Ее королевскому Высочеству.
— Именно дурными вестями, — со вздохом признала Лоренца, показывая злосчастную грамоту. — Меня причислили к свите Ее Величества королевы!
Диана Французская удивленно приподняла брови:
— А как может быть иначе? Вы же баронесса де Курси!
— Я только что все объяснила Лоренце, — сказала Кларисса, — и мы обо всем договорились, но есть одно затруднительное обстоятельство — мы пока не решили, где ей поселиться. Ведь Губерт не захотел отделывать заново наш особняк на улице Турнон, находя его уродливым. И я не могу с ним не согласиться.
— Пожалуй, он прав! Но я вас успокою. Я нашла для вас замечательное решение.
Две пары глаз вопросительно обратились к улыбающейся герцогине.
— Лоренца поселится у меня! Мой особняк на улице Паве
[6]
огромен, вы это знаете, Кларисса, и я в нем смертельно скучаю с тех пор, как Шарлотту выдали за этого ужасного Конде-младшего! А с Лоренцой мы будем жить просто чудесно! Особенно если и вы, дорогая Кларисса, тоже присоединитесь к нам. А как может быть иначе? Бедной Клер нет в живых, и вы должны будете представить вашу новую родственницу ко двору. Я буду вас сопровождать... И я заранее в восторге! Мы от души порадуемся похоронным минам завистников, с какими они будут созерцать вашу красоту, Лоренца! Надеюсь, вы принимаете мое предложение?
— С благодарностью, госпожа герцогиня, — с живостью отозвалась Лоренца, почувствовав, как с ее души свалилась неимоверная тяжесть.
Лоренца знала, что в роскошном, почти королевском дворце под крылом его весьма пожилой хозяйки ей нечего будет опасаться. Диане пошел семьдесят первый год, передвигалась она, опираясь на трость, но всегда сохраняла прямую спину и гордую осанку. Сеть тонких морщинок не скрывала великолепную лепку лица, сохранившего и в старости редкую красоту. Она дважды овдовела, похоронив и принца Фарнезе, и герцога Монморанси, и теперь доживала свой век в одиночестве, но никогда бы не потерпела ни малейшего неуважения к своей особе. Перед ней почтительно склонялись все. Даже Мария де Медичи. Хотя задыхалась от ярости при мысли, что госпожа Диана царственно поощряет страсть короля к своей слишком уж красивой племяннице!
Доброе согласие царило в гостиной, где сидели три женщины, когда туда вошел барон Губерт, оставив любимую оранжерею, чтобы поздороваться с гостьей, не забыв, разумеется, привести себя в порядок и вымыть руки. Его тут же посвятили в парижские планы, и... широкая улыбка, которой барон обычно встречал герцогиню, исчезла с его лица. Напрасно ему напоминали, что все баронессы де Курси служили французским королевам, барон не желал ничего слушать.
— Я считаю, что при существующих обстоятельствах должно быть сделано исключение! — настаивал барон. — Неужели можно себе без ужаса представить, что бедное дитя отправляется прямо в когти Ее отвратительного Величества? Эта людоедка справится с ней одним движением челюстей!
— Primo
[7]
, я буду ее сопровождать, — постаралась успокоить барона сестра. — Secundo
[8]
, Лоренца поселится в особняке герцогини Ангулемской, где ей совершенно нечего опасаться. Наш друг оказала нам любезность и предложила свое гостеприимство.
— Это более чем любезность! — воскликнул барон, улыбаясь герцогине, к которой стал питать некоторую слабость после того, как она овдовела во второй раз. — Но ей придется принять под свой кров и меня тоже.
— Вы хотите ехать? Но вы же ненавидите двор! — изумилась Кларисса.
