Она проснулась на рассвете, осторожно высвободилась из объятий Танкреда, приподнялась и заглянула ему в лицо. И сразу поняла: он изменился. Исчезла складка между бровями и еле заметное беспокойное выражение, но и невозмутимость не вернулась. К тому же палестинский загар почти сошел с его лица, что сделало его моложе и мягче. Римильда и раньше видела Танкреда спящим, однако даже во сне он, казалось, оставался сосредоточен. Теперь этого не было. Танкред просто спал и видел, кажется, хороший сон: он еле заметно улыбался. У Римильды слезы подступили к глазам.
Не выдержав, она выскользнула из-под покрывала, поспешно надела туфли и почти выбежала из спальни мужа. Замок еще не проснулся. Римильда летела по лестницам, все вниз, вниз и вниз. Потом, задыхаясь, пронеслась по коридору, рывком открыла тяжелую дверь капеллы. Деревянный крест на стене, казалось, манил ее. Римильда упала перед ним на колени.
– Почему, Господи? – прорыдала она. – Почему?
Ей так хотелось, чтобы Танкред любил ее!
Больше всего на свете теперь Римильда жаждала его любви. Он оказался рядом, незаметно стал родным и близким, пророс в нее, как дерево прорастает корнями в землю. И ей уже не освободиться от Танкреда; Римильда и не хотела. Но пусть бы он сделал хотя бы шаг ей навстречу, дал хотя бы один знак. Дал ей шанс. Ведь когда-нибудь он сможет полюбить ее, Римильду из Дауфа?
– Господи, помоги, – прошептала Римильда.
Она не знала, в чем именно просит помощи. Любовь дается свыше, и все же, все же… Отправляясь в Палестину, Римильда совсем не думала о любви, только о том, как спасти свой замок и земли. А возвратилась вместе с человеком, который прочно занял место в ее сердце. И она даже не заметила как.
Ей не нужна только плотская любовь, только его прикосновения. Ей нужно, чтобы Танкред любил ее – как сумеет. Она до сих пор не знала, способен ли он полюбить. Отпустил ли он войну, отпустил ли одиночество? Сумеет ли сделать это когда-нибудь? Нет ответов… Только время покажет. Только оно.
– Помоги, – вновь прошептала Римильда.
Она подняла глаза и задохнулась от радости – ее обнял все тот же прекрасный, очищающий свет, который она уже видела однажды. Тогда Римильда словно пребывала во сне, теперь она знала, что все наяву. Она замерла, почти не дыша, ожидая, что ей скажут.
– Иди и говори, – словно шепнули на ухо. И все. Сияние растворилось в хлынувших в окно солнечных лучах.
Но Римильде этого оказалось достаточно.
– Спасибо, Господи, – произнесла она и поднялась с колен.
Все просто. Все очень просто. Слезы высохли, и Римильда весело рассмеялась.
Она направилась обратно к комнатам Танкреда. Слуги уже проснулись, они приветствовали хозяйку, Римильда отвечала вежливыми кивками, а внутри все пело от нетерпения. Только несколько шагов отделяют ее от того, кого она любит больше всех на свете.
Дверь в спальню Танкреда оказалась распахнута. Две служанки перестилали постель, ими командовал Этельстан. Римильда, обескураженная, остановилась на пороге.
– А где милорд? – излишне резко спросила она у Этельстана. Парнишка подпрыгнул.
– Он оделся и сказал, что поднимется на башню.
– Он же плохо себя чувствует! – возмутилась Римильда. – Не надо было ему позволять…
Этельстан посмотрел на хозяйку таким взглядом, что Римильда сразу поняла, что сказала несусветную глупость. Не позволять графу Мобри, Танкреду де Фонтевро, что-то сделать! Да проще остановить прилив!
– Милорд сказал, что чувствует себя прекрасно. Да и выглядит он хорошо.
– Так. – Римильда закусила губу, развернулась и вышла.
Она заставила себя идти медленно. Нет никакого резона бежать. И все же Римильда зашагала быстрее, не выдержав.
Она поднялась по лестнице на верхнюю площадку донжона. Танкред был здесь, а вот стражников не наблюдалось – видимо, лорд их отпустил ненадолго. Фонтевро действительно стоял на ногах, причем достаточно твердо; он надел штаны, сапоги и белую рубашку.
– Танкред, – негромко произнесла Римильда, – зачем ты встал?
Он обернулся. Ветер трепал его волосы, на сей раз не заплетенные в косу и не связанные шнурком. Римильда подошла и остановилась в шаге от мужа.
– Мне приснилось или ты и вправду всю ночь спала рядом со мной?
– Ты меня попросил.
– Спасибо. Кажется, именно это меня и исцелило.
Вернувшееся к нему спокойствие походило на прежнее – и все же что-то изменилось. Римильда чувствовала это, как чуют приближение грозы.
– Я искала тебя, – сказала она.
– Чтобы сказать, что мне не следовало вставать с постели? – Танкред еле заметно усмехнулся.
– Чтобы сказать, что я люблю тебя.
На мгновение, казалось, весь мир замер: умолкли голоса во дворе, скрип колодезного ворота, остановился ветер. Миг тишины, нереальной тишины. А потом все сдвинулось с места.
Танкред шагнул вперед, оказавшись совсем рядом с Римильдой, и взял ее лицо в ладони.
– Пожалуйста, повтори, что ты сказала, – попросил он.
– Я люблю тебя. – Она произнесла это твердо, глядя ему в глаза.
– Значит, Господь ответил на мои молитвы, – прошептал Танкред.
– Что? – выдохнула Римильда.
– Я молился, – произнес он медленно и раздельно, словно объясняя ребенку прописную истину, – чтобы ты однажды это сказала. И вот ты это сказала.
– Зачем же тебе это было нужно?
– Потому что я хотел, чтобы ты полюбила меня так же сильно, как я тебя люблю.
– Нет, – сказала Римильда, едва не заплакав. Она боялась. Она страшно боялась, что он ей лжет.
– Нет? – удивился Танкред.
– Я… Это не может быть правдой.
– Почему же?
– Ты не обращал на меня внимания. – Римильда вывернулась из его рук и отступила. – Ты не можешь влюбиться в меня… вот так сразу. После моих слов.
– Я влюбился в тебя не сразу, – кивнул Танкред, – но не после твоих сегодняшних слов, а гораздо раньше, до них. И думал, что ты никогда их не скажешь. Надеялся, конечно. Молился. А сегодня ты пришла и преподнесла мне самый большой подарок в моей жизни.
Он с легкостью поймал пятившуюся от него Римильду за плечи и притянул к себе.
– Сколько раз, – тихо, но четко произнес Танкред, – сколько раз я старался не прикасаться к тебе без нужды. Ни к чему тебя не принуждать. Не заставлять меня любить. Я хотел, чтобы это произошло само собой, если произойдет. Ты вышла за меня по необходимости, а не по любви; если любовь никогда бы не появилась, я смирился бы. Скажи мне правду, Римильда, – ты действительно полагала, что я неспособен испытывать к тебе чувства?
– Да. Ты вел себя как…
