Ей было уже все равно. Как только карета увезет его в Англию, Шона покинет Балленкрифф вместе с Уиллоу.
Миссис Доэрти присела на край ее кровати.
— Ты же не хочешь, чтобы эта спесивая герцогиня думала, что оказалась права насчет тебя.
Нет, этого она не хотела. Герцогиня Бейсингхолл и так имела слишком большую власть над другими людьми. Давать ей еще больше власти Шона была не готова.
— У тебя есть еще один день с хозяином. Не валяйся в постели, когда можешь провести с ним эти последние драгоценные часы.
Еще один день. Но этого было мало. Того, что ей хотелось делать с Коналлом, хватило бы на тысячу жизней. Шона закрыла глаза. Когда‑то один день за несколько мгновений драматическим образом изменил ее жизнь. Значит, даже мгновения обладали властью. А у нее впереди был целый день этих мгновений.
Может, ее жизнь снова изменится.
Хотя бумаги на столе были аккуратно рассортированы и сложены, Коналл не мог на них сосредоточиться. Мог лишь думать, что это Шона рассортировала и сложила их.
Было нетрудно догадаться, что их вечерний разговор имел какое‑то отношение к тому, что сегодня утром его к ней не пустили. Он знал, что у нее болела не только нога, у нее болело сердце. Больше всего на свете ему хотелось ее утешить. Но он не мог дать ей то утешение, в котором она нуждалась.
Продолжать сидеть ему было невмоготу. Казалось, на него давят стены. Дважды в жизни он испытывал чувство, что вот‑вот совершит непоправимую ошибку. Первый раз, когда вернул себе одну женщину, и теперь, когда отталкивал другую.
Человек науки, он уповал на твердость доказательств и неопровержимую реальность фактов. На камне фактов всегда можно проложить тропу мысли или дела. Умом он сознавал, что поступает правильно, беря в жену Вайолет.
Но внутренний голос говорил совсем другое.
За последовавшим стуком в дверь в кабинет вошел Баннерман:
— Прошу прощения, сэр. Только что прибыли какие‑то люди.
Коналл раздраженно поджал губы.
— Баннерман, разве вы не видите, что я готовлюсь к отъезду?
— Прошу прощения, сэр, но джентльмены хотят видеть не вас, а мисс Шону и мисс Уиллоу.
— Вот как? — Брови Коналла сошлись на переносице. — Это арендаторы?
— Нет, сэр. Они представились как Маккалох и его сын Брэндаб. И, сэр, с ними мистер Хартопп.
В голове Коналла прозвучал сигнал тревоги.
— Какого черта ему здесь нужно?
— Не могу знать, сэр.
— Я выйду к ним. Но пока ничего не говорите дамам. А мужчинам скажите, что Шона не здорова.
— Прошу меня извинить, сэр, но они встретились в коридоре, когда мисс Шона спускалась вниз. Она проводила их в утреннюю гостиную. Я пришел предупредить вас об их присутствии.
— Проклятие! Какого дьявола эта женщина встала?
Но отказывается его видеть.
Он уронил папку на стол и вскочил со стула. Его вновь охватила обреченность, как в тот миг, когда он увидел любовника своей жены.
Коналл ринулся в утреннюю гостиную.
Глава 18
Стараясь унять все возрастающий страх, Коналл распахнул дверь в комнату.
При его появлении трое мужчин поднялись со своих мест. Старший из них был дородный малый с могучими плечами и грудью. Его каштановые волосы уже посеребрила седина, придавая его облику опытность и мудрость, которые светились в его глазах. Через плечо поверх пиджака у него висел такой же тартан в зеленую с красным клетку, как и у молодого человека, который был на голову выше отца, но имел похожее искушенное выражение лица. Оба были в килтах.
Старший из мужчин протянул Коналлу мясистую ладонь:
— Доброе утро, Балленкрифф. Я Маккалох из клана Маккалох.
— Как поживаете, сэр?
На мгновение уголки губ мужчины дрогнули.
— Позвольте представить вам моего сына, Брэндаба Маккалоха.
Пока он пожимал руку молодого человека, на Коналла смотрели гордые немигающие глаза.
— Хартоппа вы, кажется, уже знаете.
Коналл исподлобья взглянул на своего бывшего управляющего.
— Да, имели дело.
Хартопп, прежде чем сесть, поклонился. К его губам была приклеена странная улыбка.
Шона сидела на зачехленном стуле. Повязку с ноги она не сняла.
— Наконец‑то, доброе утро, Шона. Как вы спустились вниз, позвольте спросить?
— Осторожно.
— Вам следовало бы поберечь щиколотку. Я попрошу Баннермана, чтобы проводил вас наверх.
— Балленкрифф, — перебил его Маккалох, — с вашего позволения я бы хотел, чтобы мисс Шона осталась. То, что я собираюсь сказать, касается ее.
— Понятно, — произнес Коналл с чувством отвращения.
— И Уиллоу тоже. Она дома?
— Нет, к сожалению, — ответила Шона. — Она поехала в Торнхилл с маленьким мальчиком доктора Макьюэна забрать новую обувь, которую заказала для него.
Коналлу было неприятно посвящать людей в такие подробности своей личной жизни, как это сделала Шона.
— Пожалуйста, присаживайтесь, джентльмены, и скажите, чем я обязан неожиданному удовольствию вас видеть.
И снова уголки губ Маккалоха дрогнули, как будто он пытался сдержать смешок.
— Я сказал что‑то смешное, Маккалох? — осведомился Коналл.
— Э‑э‑э… нет. Простите меня. Я… не ожидал, что вы англичанин.
— Уверяю вас, сэр, — раздраженно заметил Коналл, — что я такой же шотландец, как и вы.
Скользнув взглядом по белому галстуку Коналла, парчовой жилетке, светло‑коричневым брюкам и черным сапогам, Маккалох расплылся в улыбке.
— Конечно. Только я почти не знаю шотландцев, которые добровольно станут наряжаться как англичанишки.
Его саркастическое замечание вызвало со стороны остальных мужчин усмешки.
Все в комнате, включая Коналла, были шотландцами, но почему‑то Коналл чувствовал себя среди них чужим.
— Вероятно, потому, что не в состоянии достаточно внятно формулировать свои мысли, чтобы сойти за англичан.
В глазах Маккалоха вспыхнули искры ярости, но он тут же их замаскировал.
— У вас быстрый ум, и мне нравится это в друзьях и союзниках. Можете называть меня Дункан.
Коналл тотчас насторожился:
— Вы поэтому приехали? В надежде, что мы станем союзниками?
— Да! И довольно скоро. — Он повернулся к Шоне: — Мисс Шона, скажу вам для начала, что знаю, что стало с вашей семьей. Соболезную по поводу потери. Джон и Фиона Макаслан были хорошими людьми, и мы вспоминаем их добрым словом.
