ром он еле успел достичь побережья и отплыть во Францию, опередив воинов Эдуарда, которые, безусловно, его бы не пощадили.
Сбившись с курса, Генрих и Джаспер пристали в Бретани, где их судьба висела на волоске, пока герцог Бретани решал, что принесет больше политической выгоды — принять их как своих гостей или передать их врагам. За последующие четырнадцать лет эта игра «в кошки-мышки», в которой до своей смерти участвовал французский король Людовик XI, была доиграна. Генрих говорил, что большую часть жизни он находился или в преследовании, или в плену. Что было удивительного в том, что он вырос таким же неискренним, как и те, кто окружал его?
Понимание этого не могло убедить Рэнда игнорировать неоправданное вмешательство в его женитьбу и его жизнь. Он проклинал его, выбор времени и предполагаемую угрозу. Он подозревал, что Генрих передумал отдавать ему леди Изабель. Всегда существовала вероятность того, что король нашел для нее более достойного мужа, того, кто принесет больше пользы короне.
Это было мерзко. Более того, Рэнду совсем не хотелось быть повешенным, что могло освободить даму. Он собирался защитить себя от удобных случайностей, которые также могли убрать его: он настоял на том, чтобы его собственные воины присоединились к людям короля и Грейдона в поездке в Лондон.
Сейчас он седлал своего серого боевого коня по кличке Тень в задумчивом молчании. Прикрытый с одного бока своим оруженосцем Дэвидом, светловолосым и голубоглазым молодым храбрецом и с другого — своими суетящимися солдатами, он наблюдал за тем, как леди Изабель появилась из башни и вышла во двор. Капюшон накидки был наброшен, наполовину скрывая ее лицо, она выглядела бледной, но решительной в неровном свете сумерек. Рэнд увидел, что она в перчатках, но кожа на поврежденном пальце левой руки разрезана.
Его шина все еще была на месте. Он почувствовал странное удовлетворение, видя ее.
Она не хотела выходить замуж, ее принудили самым грубым образом согласиться на брак, она была вынуждена ехать верхом на север в Брэсфорд на свадьбу. Он должен был знать. Она была дочерью графа, в конце концов. Зачем ей выходить замуж за незаконнорожденного рыцаря? Это унижение для ее высокого происхождения и ущемление прав, данных знати Великой хартией вольностей. Ей было позволено отказаться, она могла это сделать, если бы не угрозы сводного брата.
«Никто» — так она назвала его.
Она верно заметила, но Рэнд кипел от злости, вспоминая, как она произнесла это чистым, звонким голосом. Сейчас он был влиятельной личностью, заработал землю и почести своим собственным тяжелым трудом. Но он не остановится на достигнутом. И когда он получит больше, он положит это к ее ногам и потребует, чтобы она извинилась, признала его достоинство и покорилась.
Ах нет.
Ему повезет, если он выпутается из этого дела живым. Что бы он ни собирался добиваться от этой леди, это должно произойти вскоре. Иначе он может совсем ничего не получить от нее.
Лошадь ударила копытом по камню, когда Уильям Мак-Кон-нелл, его единокровный брат, надевал на нее поводья рядом с ним.
— Достойная невеста, — протянул он, проследив за горячим взглядом Рэнда. — И ты почти заполучил ее.
— Ты мог бы позволить отправиться утром, чтобы я смог получше узнать ее.
— Библейским образом, следовательно, полностью? Сочувствую, но у меня есть приказ.
— И ты исполнишь его с удовольствием.
Они оба знали, что Уильям желал Изабель для себя. Он вздыхал по ней, проклиная немилость Генриха. Будь король к нему благосклонен, Мак-Коннелл мог бы заполучить ее руку и состояние. Также они хорошо понимали горечь, которую он испытывал из-за того, что его родовое имение отошло Рэнду. Превратности судьбы лишили собственности законного сына и наградили незаконного. И только невероятное стечение обстоятельств могло изменить положение вещей на обратное.
— На моем месте ты бы отказался от такого удовольствия? — спросил Уильям, его слова были пронизаны иронией.
— Возможно, нет, — сказал Рэнд, — но это не делает тебе чести. Более того, я тебя предупреждаю. Тебе лучше быть осторожным, если ты думаешь извлечь выгоду из этого дела. Во-первых, Генрих, скорее всего, придержит Брэсфорд и его ренту для себя, чем вернет их тебе. Во-вторых, я отвечу перед королем, что случилось с мадемуазель д’Амбуаз, но не собираюсь быть повешенным. Когда это закончится, я узнаю, кто распространил отвратительную клевету об убийстве ребенка и призову подлеца к ответу.
— Меньшего я и не ожидал, — сказал Мак-Коннелл, пожав плечами в доспехах.
— Пока мы поняли друг друга. ,
Мак-Коннелл взмахнул кулаком и ударил себя в грудь и отошел. Рэнд наблюдал за ним долгие мгновения, затем повернулся, чтобы посмотреть, как его невеста садится на коня у подставки для посадки на лошадь. Он мог бы помочь ей, но не доверял себе. Дотрагиваться до нее и сдерживать себя было выше его сил.
Кто-то позаботился о том, чтобы он не смог осуществить свои желания. Он отвернулся, рот сложился в жесткую линию, когда он задумался о том, кто это мог быть. Да и почему.
Они неслись верхом в ночь, цокая по темным тропинкам, задыхаясь от пыли, и только временами выглядывающая луна указывала им дорогу. Они мчались через деревни и отдаленные фермы. Лаяли собаки, и широко распахивались ставни, домовладельцы выглядывали наружу, но заметив королевское знамя в голове кавалькады, внезапно теряли интерес и захлопывали ставни.
Наступил рассвет, а они все еще неслись во весь опор. Рэнд оглянулся назад, чтобы отыскать леди Изабель, около которой ее служанка тряслась на муле. Его невеста ехала с застывшим выражением лица, и накидка развевалась по бокам коня, но посадка в дамском седле была не такой прямой, как когда они выезжали. Посмотрев вперед, Рэнд пришпорил коня, чтобы присоединиться к капитану своей охраны. Он тихо высказал предложение.
В следующем городе, где они остановились, чтобы сменить лошадей, был доставлен узкий паланкин, подвешенный между мулами. Рэнд сначала думал, что его дама откажется от того, чтобы ее несли, вместо того, чтобы ехать верхом, отвергнет роскошь его набитых перьями подушек, также его пеньковые занавески, которые защищали от ярких солнечных лучей. Однако благоразумие восторжествовало над гордостью, и она исчезла внутри.
Путешествие с паланкином замедлило их продвижение, но было все же лучше, чем вынужденная остановка, если бы дама слегла от изнеможения. В конце концов, она только что совершила утомительную поездку только для того, чтобы развернуться и повторить тот же маршрут.
Было время после полудня, когда Рэнд отстал, чтобы поравняться с паланкином. Игнорируя сложности этикета, спросил по-простецки:
—• Леди Изабель, хотите марципан?
Она была либо голодна, либо ей было скучно, и она хотела отвлечься, поскольку отдернула боковые занавески тотчас же. Опершись на локоть, она спросила:
— У вас есть?