– Садитесь и вы, – обратился он к Элен тоном, полным иронии. – Мы можем здесь очень удобно устроиться.
– Это уж точно, – ответила Элен, присаживаясь на другую стопку мешков, которую он приготовил.
Только сейчас девушка поняла, насколько она устала. Откинув голову назад, к каменной стене, она закрыла глаза. И тут же кошмарные сцены случившегося в ее доме навалились на нее. Она быстро открыла глаза. Перед нею стояла свеча, от которой исходил желтый свет – и успокаивающий, и вызывающий беспокойство.
– Вам не кажется, что нам стоит загасить свечу? – спросила Элен.
– Когда вернется ваша горничная.
Она поняла смысл его слов. Стараясь больше ни о чем не думать, девушка сидела, наблюдая за дрожащим пламенем свечи. По стенамметались причудливые тени, а паутина, висевшая над ними, колыхалась от теплого воздуха свечи.
Райан взглянул на сидящую возле него девушку. Что-то в ее неподвижности встревожило его. Он вдруг подумал обо всем, что с нею случилось за последние несколько часов, хотя сведения эти он почерпнул из слов ее горничной в тот момент, когда Дивота просила его о помощи. Было удивительно, если бы из-за всех пережитых ею за этот вечер событий она не почувствовала потрясения. Глупый Фавье, по крайней мере, мог бы предложить им выпить чего-нибудь спиртного. Да и сам мог бы выпить глоток бренди с ними.
– Жаль, – достаточно громко проговорил Райан, – но это не совсем то, что я имел в виду, когда предлагал вам укрытие здесь.
Ее губы, скривившиеся было в улыбке, вдруг застыли.
– Некоторые люди боятся замкнутых пространств. Если вы тоже боитесь, то скажите, и я заставлю труса и хитреца Фавье найти для нас другое место.
– Не сказала бы, что это место мне очень нравится, но, думаю, смогу снести и это, – ответила она не сразу.
По ее ответу Райан понял, что перед ним храбрая девушка. «Конечно, храбрая! Она с такой яростью боролась с двумя неграми...»
– Я вполне серьезно говорил о поездке в Новый Орлеан, – продолжал он. – У меня там много друзей, которые смогут помочь нам устроиться.
Райан подумал, что среди его друзей нашлось бы немало таких, кто захотел бы позаботиться об этой женщине. Она и в самом деле была на редкость хороша.
Крышка люка над ними вдруг открылась. Райан вскочил на ноги и принял из рук Дивоты охапку стеганых одеял, буханку хлеба, жареного цыпленка и несколько фруктовых пирогов, завернутых в салфетку, к тому же по бутылке бренди и вина, кувшин воды для питья и бокалы. Когда он передал все это Элен, горничная передала ему последний предмет для удобств – ночной фарфоровый горшок с крышкой, расписанной розами.
– Вам еще что-нибудь понадобится? – тихо спросила Дивота.
Райан вопросительно посмотрел на Элен, но та в ответ только покачала головой.
– Фавье просит вас говорить потише. Ему кажется, что он слышит ваши разговоры.
– Мы постараемся, – мрачно сказал Райан.
– Может быть, до завтрашнего вечера я не смогу ничего принести. Если так получится, то не подумайте, что я о вас забыла.
– Нет, мы так не подумаем.
– Тогда спокойной ночи, – проговорила Дивота, и люк над ними закрылся снова.
Райан поставил ночной горшок в дальнем углу, потом опустился на колени на пол и начал накрывать стол, расставляя переданные им еду и напитки.
– Вы желаете съесть чего-нибудь? – спросил он Элен.
– Спасибо, нет.
Повернувшись к нему спиной, Элен стала расстилать стеганые одеяла поверх джутовых мешков. В этом тайнике просто не оставалось места, чтобы сделать из них что-нибудь, кромеединственной постели, если они собирались улечься спать одновременно. А лечь им пришлось бы все равно, не могли же они сидеть все ночи напролет без сна, в течение трех суток. Ей и каперу предстояло растянуться рядом. «Вместе? Здесь, в этой дыре?..»
Элен сидела, растерянно глядя на разостланные перед нею стеганые одеяла. За спиной звенело стекло бокалов, раздавались звуки булькающей жидкости.
– Возьмите, – услышала она грубый голос Райана, – и выпейте это.
Элен повернулась, чтобы посмотреть на него, чувствуя, что он стоит на коленях слишком близко от нее. Она встретилась взглядом с его темно-синими, пристально глядевшими глазами и увидела там пламя пылающей свечи. С трудом сглотнув, она потянулась дрожащими пальцами к бокалу бренди, который ей предлагали.
Жар бренди заполнил все ее тело живительной теплотой. От этого ощущения ее охватила дрожь. Она осторожно отпила еще, бережно держа бокал обеими руками.
Райан легким кивком выразил свое удовлетворение и поднял свой бокал:
– За Новый Орлеан!
Она еще не сказала, что поедет вместе с ним, но и отказаться пить за его родину она не могла.
– За Новый Орлеан! – повторила она его тост и отпила еще раз из своего бокала.
Райан чуть изменил позу, опустившись на постель, которую она приготовила. Он покрутил бокал, будто перемешивая бренди, и закрыл глаза.
Краешком глаза взглянув на него, Элен снова отвернулась. Она глубоко вздохнула и робко подвинулась, чтобы улечься возле него.
– Я думаю, – сказал Райан безразличным тоном, – что нам, пожалуй, стоит экономить свою свечку. На щедрость Фавье рассчитывать не приходится, тем более надеяться, что он даст нам другую.
– Да, скорее всего, так оно и будет, – ответила она.
Протянув руку к свече, он пальцами загасил пламя. Темнота сомкнулась вокруг них.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Элен почувствовала приятную легкость в мыслях и ощущение расслабленности мышц.
Она не винила Райана Байяра за то, что он предложил ей бренди, он же не заставлял ее пить бокал до дна. И уж конечно, никак не могла заподозрить его в том, что, предлагая ей выпить с ним, этот мужчина преследовал определенные цели. Элен даже чувствовала к нему благодарность за этот порыв. Он не мог, наверное, и предположить, что из-за пережитого она была на грани нервного срыва.
А может, Байяр это знал. Такой мужчина, как он, наверняка имел богатый опыт общения с женщинами. К тому же, капер он или пират, он должен был часто сталкиваться с перевозбужденными людьми – с мужчинами и женщинами, у которых он отнимал деньги, драгоценности и товары.
Впрочем, ей не было никакого дела до опыта общения Райана Байяра с женщинамии с кем-либо еще. Три дня, которые им предстояло провести вместе, пролетят очень быстро. А потом они навряд ли когда-нибудь еще встретятся.
Элен вовсе не одобряла образ жизни Райана. Но при этом надеялась, что не показала ему своего неодобрения слишком открыто: было бы не очень прилично судить человека, который спас ей и жизнь, и честь.
И тем не менее она считала, что человек все же должен чувствовать хоть какую-то лояльность к своей стране, к родине своих предков. В жилах Райана Байяра текла французская кровь, если судить по его фамилии и по тому, как он изъяснялся на языке, который, очевидно, знал с колыбели. «И почему он в таком случае нападает на французские суда, когда ему следовало бы охотиться за судами противников Франции?»
