Когда сержант Джонс помог ей забраться в машину и они отъехали от дома, инспектор повернулась к нему и сказала:
— Мы должны немедленно запросить постановление на обыск.
— Уже звоню. — Сержант вынул телефон.
Инспектор Барри поморщилась и схватилась за живот.
— Что, пора? — встревожился он и прервал вызов. — Сумка у тебя с собой?
— Ребенок пинается, трус ты этакий! — сердито ответила она. — Звони насчет постановления.
На дворе опять неистовствовала буря. В доме было холодно, электричество отключилось. Герман, напуганный тем, что произошло, что еще произойдет, и тем, во что он превратился, забился в кровать с футболкой Эмбер и молил Бога, чтобы этот ужас кончился, чтобы она вернулась. Пусть полиция убедится, что он не трогал ее, даже не помышлял. Он обожает ее и ценит, он просто запутался, забыл, в каком мире живет. Пусть они приедут завтра — а они точно приедут — и увидят, что все в порядке, что все их вещи на месте и Эмбер вернулась. Внезапно в голову Герману пришла одна идея. Он никогда не бывал в кабинете ночью, пока печатался роман. Может быть, ему удастся уговорить их — кто бы они ни были — вернуть ему жену, а о деньгах он даже не просит. Ветер выл, и хлопали двери.
Он отпер дверь спальни и стал подниматься по лестнице в кабинет.
Герману показалось, что в такт его шагам стучит печатная машинка: тук-тук-тук. Он обмер и остановился. Тук-тук-тук. Там кто-то есть. Чувствуя, как засквозило из всех щелей, он поежился от страха и холода. Очутившись на площадке, он увидел, что дверь приоткрыта, и толкнул ее, но дверь с грохотом захлопнулась. Он в ужасе отпрыгнул и закричал:
— Кто там? Кто ты?
Ему не ответили, только машинка продолжала печатать: тук-тук-тук.
— Я хочу тебя видеть! — крикнул Герман.
Машинка работала все быстрее и быстрее.
Герман снова попробовал открыть дверь — задул жуткий ветер, будто окно в кабинете оставили нараспашку. Он изо всех сил толкал дверь, сражаясь с ветром, но тот пока побеждал. Герману была видна только часть капитанского стула. Еще усилие — и он увидел бы того, кто сидит на его месте. Он нажал изо всех сил — ради Эмбер, ради любви к отцу, — и дверь поддалась. Герман увидел пустой стул и на столе печатную машинку, клавиши которой опускались сами по себе: тук-тук-тук. Он вошел, и стук внезапно достиг такой силы, что он вынужден был закрыть уши руками. Все печатные машинки на полках вдруг заработали, клавиши заскакали вверх-вниз с бешеной скоростью, шум стал невыносимым.
Снова налетел ужасный порыв ветра, и Германа пронзил холод, но не такой, что пробирает до костей, а тот, что вымораживает самую душу. Герман почувствовал удар по голове, чьи-то пальцы схватили его за горло, оплели лицо, тело, все крепче и крепче, так что ни вздохнуть, ни пошевелиться. Дверь позади захлопнулась, и он рухнул на пол.
На следующее утро инспектор Барри и сержант Джонс снова ехали в поместье Бернса. Инспектор Барри сжимала в руке постановление. Их сопровождали два полицейских наряда на патрульных машинах, дабы охранять их и оказывать помощь при обыске.
Когда вдали показался дом, инспектор Барри вздохнула.
— Рожаешь? — покосился на нее сержант. — Только не надо опять в машине, ладно?
— Тебе же потом дали новую, — огрызнулась она.
Он обиженно надулся.
— Ах, эти богачи, Макс, — снова вздохнула она.
— А что такое?
— Меня почему-то к ним так и тянет.
— А меня нет.
— Наверное, потому что они непритягательные люди.
Максвелл закатил глаза.
— Считается, что раз у них есть все, то и притягательностью они не обделены. Но это не так, что меня и беспокоит. Впрочем, если бы у меня была куча денег, я бы ни о чем не беспокоилась. — Она потерла живот. — И они не знают цены своему богатству.
— Ну не все они такие, — возразил Максвелл. — Вот у меня дядька богатый, но добрый.
— Он хорошие подарки дарит на Рождество?
— В этом году подарил мне айпад.
На инспектора Барри это произвело впечатление.
— Значит, я ошибаюсь. Надеюсь, мы ее не найдем, и ее муж прав в своих подозрениях.
— Ты ведь не поверила ни единому его слову.
— Нет, конечно. Мне просто хочется, чтобы она убежала. Надеюсь, она отправилась далеко в теплые страны и занимается любовью с каким-нибудь красавцем, своим ровесником.
Максвелл улыбнулся:
— Кто бы сомневался! Тебе обязательно нужен счастливый конец.
— Жаль только, что я в них не верю. — Она поморщилась и неловко заерзала на сиденье.
Когда инспектор Барри и сержант Джонс позвонили, им никто не открыл. Недолго думая, они велели полицейским, сопровождавшим их, выломать дверь. Они ожидали найти в доме Германа Бэнкса, но дом был абсолютно пуст. Единственным свидетельством того, что здесь когда-то жили Герман и Эмбер Бэнкс, служила рукопись, лежавшая на столе в кабинете. «Искупитель» Германа Бэнкса — его первый и единственный роман, предшествовавший трагическому исчезновению автора и его жены.
Эдвин Грей держал в руке окровавленный нож. Кровь была на одежде, капала на землю, он шел, оставляя кровавый след, который отметил его путь из переулка до самого дома. Он шел домой средь бела дня, и женщины, увидев его, в ужасе вскрикивали, а мужчины оттесняли их в сторону, давая ему дорогу. Он был счастлив как никогда. Он был всесилен, он был мужчина, отец, защитник и — странным образом — искупитель. Эбигейл открыла ему дверь и остолбенела, увидев его лицо и окровавленную одежду. Его мать и дочь ждали Эдвина в гостиной. Мать с улыбкой смотрела на него:
— Это и вправду мой сын.
— Твой сын? — удивилась Маргарет, глядя на бабушку.
— И твой отец. Он совершил ужасный поступок и был наказан, но он вернулся, чтобы спасти тебя.
— Это тот самый человек, о котором ты мне говорила?
Старая женщина медленно кивнула, и Маргарет обернулась к нему с благодарностью и страхом, застывшими в больших голубых глазах.
— Благодарю тебя, отец. Эдвин упал на колени, она бросилась к нему, и они обнялись.
А потом за ним пришли.
Девушка в зеркале
— Это не поможет, — сказала Алиса. — Нельзя поверить в невозможное.
— Просто у тебя мало опыта, — заметила Королева. — В твоем возрасте я уделяла этому полчаса каждый день. В иные дни я успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака
[1]
.
Л. Кэрролл. Алиса в Зазеркалье
Июль 1992-го
