Жальче ее не стало. Наоборот, захотелось врезать по бестолковой русой башке, чтобы в следующий раз думала. Правильно говорят, весь ум в косу ушел!
– Тебя оставляют для опытов. – Настя присела на край кровати, приподняла перебинтованную руку. – Будут проводить медицинские эксперименты. Отрезать разные части тела, приставлять к другим местам и смотреть, как срастается. Ноги тебе явно надо переставить к ушам…
– Настя! – дернулась к ней Ксюха, прерывая полет фантазии вожатой, а то она договорила бы, к какому месту стоит прирастить голову. – Я сама не поняла, как это произошло. – Ксюха захлебывалась словами. – Он сказал, чтобы я за ним больше не ходила, что у него есть девушка. А дальше – не помню. Услышала только, как стекло разбилось. Словно наваждение какое.
Настя поморщилась. С наваждениями, видениями и галлюцинациями последнее время у них явный перебор.
Ксюха вдруг замолчала и стала медленно заползать под одеяло.
– Знаешь, что тебе поможет?
От звуков этого голоса Настя вздрогнула.
– Если у тебя действительно умерла бабушка, ты можешь уехать.
Настя повернулась. Толмачев стоял, прислонившись плечом к косяку двери, и был абсолютно спокоен. В нем не осталось ничего от того раздражения, которое он демонстрировал десять минут назад. Темные глаза, знакомая ухмылка. По Настиному телу пробежала теплая волна, свернулась клубком в области живота, обожгла бедра.
– А кому нельзя помочь? – через силу спросила она.
– Я надеюсь, что все обойдется и Стас отделается легким испугом. Петровича разве что могут снять.
– Ой! – пискнула Ксюха, зарываясь еще и под подушку. Хороший знак. Значит, действительно ничего продуманного в ее действиях не было. Продолжения не будет.
– У меня правда умерла бабушка, но я никуда не поеду, – пробормотала Настя, глядя на торчащую из-под одеяла забинтованную руку.
Завозилась на своей кровати мелкая, попыталась что-то сказать, но тоже стекла под одеяло. Кажется, это заразно.
Настя взяла Ксюхину руку, положила ладонь на перевязь. Ей показалось, что даже сквозь такое количество бинтов она чувствует пульсацию раны. И тут ей очень сильно захотелось, чтобы у Ксюхи все прошло. Чтобы от этого сумасшедшего дня в воспоминаниях остался один еле заметный шрамик. В голове заевшей пластинкой вертелось: «Огонь, вода, не тронь меня!» Сама не заметила, как склонилась и быстро зашептала в белый бинт: «Пусть пройдет! Пусть пройдет! Пусть пройдет!» Что-то подобное делала бабушка, когда ее непоседливая внучка возвращалась домой с очередными царапинами и ссадинами. Слова, конечно, были другие. Но ведь слова – не главное.
– Уй! Чешется!
Крик заставил Настю выпрямиться и оглядеться. Вовки не было. Ксюха сидела на кровати и ожесточенно драла на своей руке бинт.
– Что ты делаешь? – Голова закружилась, в нос ударил неприятный запах.
– Чешется, – капризным тоном заявила Ксюха. Она подцепила заправленный кончик бинта и стала разматывать повязку. Слой, еще, третий. Настя затаила дыхание. Рука оказалась чиста. Вокруг белесого шрама еще оставалось покраснение, исчезающее на глазах.
– А там… – начала кнопка, показывая на дверной проем.
– Старший вожатый там был, – ответила Настя.
Дикий какой-то ребенок. Так странно реагирует на взрослых.
– Владимиром зовут.
Настя осторожно встала с кровати и на нетвердых ногах пошла к двери. Перед глазами у нее все прыгало. До этого она не проявляла талантов фокусника. Откуда такие чудеса? А может, показалось?
– Что нового? – Женька стоял около стеклянных дверей на первом этаже.
– Все в порядке, – сказала и сама себе не поверила. – Через пару часов она будет в отряде.
Голова снова кружилась, надоедливый запах вызывал тошноту. Черт, что за наваждение?
– Может, ты домой поедешь? – мрачно предложил напарник. – Тебя отпустят.
– А может, мы в отряд пойдем, узнаем, что творится на нашем гибнущем корабле? – зло парировала Настя, двумя руками распахивая двери на улицу. Ей стало не хватать воздуха. Душила паника – что все это значило? Решила для начала отвлечься. Все и правда могло оказаться простым совпадением. Никакого серьезного пореза у Ксюхи не было. Какое пострадавшее сухожилие? Сама себе четырнадцатилетняя девчонка такого ранения не нанесет.
Дети все были на месте. Сидели в коридоре и уныло играли в ассоциации. Увидев вожатых, повскакивали со своих мест. Настя не ожидала, что ее в отряде так любят. Для начала все кинулись ей навстречу. Девчонки наперебой хвалили и поддерживали, мальчишки сурово кивали, мол, если что, граница на замке.
Бурное обсуждение сегодняшнего дня вылилось в предложение попить чаю. Стол в игротеке тут же оказался завален родительскими подарками. Настя недрогнувшей рукой выставила выигранный сегодня кекс. Очень хотелось все поскорее забыть. Женька принес гитару.
В разгар веселья в дверь постучали.
Отряд сестры Стаса, Томы, все за глаза называли попугаями. Про них так и говорили: «Попугаи полетели». Их было три подружки – Тома Попугайчик, Ира Поседина и Вера Улыбина. «Старики». Им всем было под тридцатник, и ездили они в лагерь лет десять. Они всегда брали средние отряды. Они всегда были лучшими. Именно с ними все вечера просиживал Вовка. Ну, до того, как он вдруг решил, что в седьмом корпусе тоже неплохо кормят.
– Привет, Настя! – Тома поманила коллегу к себе.
Если Стас Попугайчик был высок и красив, то его сестра была самой обыкновенной. Низкая, круглолицая, улыбчивая. Курносый нос. Темные глаза с короткими ресницами. Среднестатистические темно-русые волосы, подстриженные невзрачным каре, с челкой, падающей на глаза. Во всем ее облике была приятная мягкость – мягкий овал лица, мягкая линия плеча, мягкие движения рук. Даже ходила плавно. К ее словам все время приходилось прислушиваться – говорила Попугайчик негромко.
Тома Насте нравилась. Она не могла не вызывать добрых чувств. Но увидев ее сейчас, Настя некстати вспомнила о лагерных пересудах – у Томы с Вовкой роман, вечера в корпусе малышей он проводит не только из-за ностальгических воспоминаний. Первый свой год Тамара проработала на одном отряде с Вовкой. Тогда-то они и познакомились довольно близко.
– Как Стас? – начала Настя издалека.
– Ничего с ним не будет, – произнесла Тома, мягко округляя рот на словах. – Он мастер влипать в истории и выбираться из них.
– А Толмачев ему помочь не может?
Вроде бы со Стасом они друзья. С чего старшему вожатому сдавать старинного приятеля?
Тома внимательно посмотрела на Настю.
– Про это ты можешь у него сама спросить, – аккуратно намекнула Попугайчик на то, что Вовка зачастил в первые отряды.
Настя почувствовала, что краснеет. С чего бы? Ничего ведь не произошло. Поцелуй – и тот не состоялся.
