Было часов пять вечера, в баре собралось много коммерсантов, актеров, управляющих всевозможными предприятиями, политических деятелей — уйма круглолицых джентльменов в цилиндрах, в крахмальных сорочках, с кольцами на руках, с бриллиантовыми булавками в галстуках. У одного конца сверкающей стойки стоял в группе франтовато одетых спортсменов знаменитый боксер Джон Салливен; компания вела оживленную беседу.
Друэ в новых желтых ботинках, скрипевших при каждом шаге, беспечной, праздничной походкой прошел через бар.
— А я-то ломал себе голову, не понимая, что могло стрястись, сэр! — шутливо приветствовал его Герствуд. — Я решил, что вы снова уехали.
Друэ только рассмеялся в ответ.
— Если вы не будете показываться более регулярно, придется вычеркнуть вас из списка постоянных клиентов!
— Ничего не поделаешь, — ответил коммивояжер. — Я был очень занят.
Они вместе направились к стойке, пробираясь сквозь шумную толпу, разных знаменитостей. Элегантный управляющий то и дело пожимал завсегдатаям руки.
— Я слышал, ваша ложа устраивает спектакль, — самым непринужденным тоном заметил Герствуд.
— Да. Кто вам сказал? — спросил Друэ.
— Никто не говорил, — ответил Герствуд. — Мне прислали два билета, по два доллара. Будет что-нибудь интересное?
— Право, не знаю, — ответил молодой коммивояжер. — Знаю только, что ко мне прислали с просьбой раздобыть кого-нибудь для женской роли.
— Я едва ли пойду, — равнодушно произнес Герствуд. — Но, конечно, внесу свою лепту. А как там вообще дела?
— Ничего как будто. На вырученные от спектакля деньги они хотят обновить мебель.
— Ну, что ж, будем надеяться, что все сойдет успешно. Хотите еще стаканчик?
Больше Герствуд ничего не намеревался говорить. Теперь, если он явится на спектакль с несколькими друзьями, можно будет сказать, что его уговорили пойти.
Что же касается Друэ, то он, со своей стороны, вознамерился предупредить возможность недоразумения.
— Похоже, что моя девочка тоже будет участвовать, — отрывисто произнес он, предварительно обдумав свои слова.
— Неужели? Как так?
— Видите ли, им недоставало одной артистки, и они просили меня найти кого-нибудь. Я передал об этом Керри, и она как будто не прочь попытать счастья.
— Превосходно! — воскликнул управляющий баром. — Я очень рад за нее! А она когда-нибудь выступала на сцене?
— Никогда в жизни!
— В конце концов это не такой уж серьезный спектакль, — заметил Герствуд.
— Ну, Керри справится! — заявил Друэ, протестуя против всякого умаления ее способностей. — Она очень быстро входит в роль.
— Скажите пожалуйста! — счел нужным вставить Герствуд.
— Да, сэр! Она буквально изумила меня вчера своей игрой. Честное слово!
— Надо будет устроить ей маленькое подношение, — сказал Герствуд. — Я позабочусь о цветах.
Друэ ответил благодарной улыбкой.
— А после спектакля поедем куда-нибудь вместе и уютно поужинаем.
— Я думаю, что Керри сыграет хорошо, — ради собственного успокоения снова сказал Друэ.
— Надо будет посмотреть на нее, — промолвил Герствуд. — Я тоже думаю, что она сыграет хорошо. Она должна. Мы заставим ее!
Последние слова управляющий баром произнес со своей обычной улыбкой, благодушной и лукавой.
Керри в это время была на первой репетиции. Здесь распоряжался мистер Квинсел, которому помогал некий мистер Миллис, молодой человек со сценическим стажем, чего, к сожалению, никто толком не оценил. Тем не менее он был очень деловит и очень высоко ставил свою опытность, доходя почти до грубости и совершенно забывая, что имеет дело с добровольными любителями, а не с платными подчиненными.
— Да послушайте же, мисс Маденда! — крикнул он, обращаясь к Керри, когда та вдруг остановилась, не зная, куда двинуться. — Что вы застряли на месте? Придайте своему лицу подобающее выражение! Помните, что вы сильно встревожены появлением чужого человека. Вот как вы должны ходить!
И мистер Миллис, ссутулясь, побрел по сцене.
Это не особенно понравилось Керри, но новизна положения, готовность исполнить что угодно, лишь бы не провалиться, присутствие на спектакле чужих, не менее взволнованных людей — все это вызывало в ней сильную робость. Она прошлась по сцене, как требовал ее наставник, чувствуя в душе, что это совсем не то.
— Теперь вы, миссис Морган, — обратился режиссер к молодой даме, которой предстояло играть роль Пэрл, — садитесь вот сюда! А вы, мистер Бамбергер, становитесь сюда, вот так! Ну, теперь говорите!
— «Объяснитесь!» — чуть слышным шепотом произнес мистер Бамбергер.
Он играл роль Рэя, поклонника Лауры, светского человека, который, узнав, что она сирота и бесприданница, колеблется, не решаясь жениться на ней.
— Нет, тут что-то не так, — заметил режиссер. — Как там сказано у вас в роли?
— «Объяснитесь!» — тем же голосом повторил мистер Бамбергер, не отрывая глаз от бумажки с ролью.
— Да, но здесь сказано также, что вы ошеломлены! — загорячился режиссер. — Повторите еще раз и постарайтесь изобразить на лице изумление.
— «Объяснитесь!» — оглушительно рявкнул мистер Бамбергер.
— Нет, нет, так никуда не годится! Вот послушайте, скажите так: «Объяснитесь!»
— «Объяснитесь!» — повторил мистер Бамбергер с несколько иным выражением.
— Вот так, пожалуй, лучше, — сказал режиссер. — Теперь дальше!
— «Однажды вечером, — начала миссис Морган свою реплику, — отец с матерью направлялись в оперу. Когда они переходили Бродвей, их, по обыкновению, окружила толпа детей, просивших милостыню…»
— Стойте! — крикнул режиссер и, вытянув вперед руку, кинулся к миссис Морган. — Больше чувства, больше чувства! — заявил он.
Миссис Морган взглянула на него так, точно ожидала, что он сейчас ее ударит. Ее глаза вспыхнули негодованием.
— Вы должны помнить, миссис Морган, — пояснил режиссер, игнорируя яростный блеск ее глаз, но все же несколько сбавляя тон, — вы должны помнить, что передаете трогательную повесть. Ваш рассказ связан для вас с горькими воспоминаниями. Тут нужно чувство, сдержанное напряжение, вот так: «…их, по обыкновению, окружила толпа детей, просивших милостыню».
— Хорошо, — отчеканила миссис Морган.
— Теперь продолжайте!
— «И когда мать опустила руку в карман за мелочью, ее пальцы коснулись холодной, дрожащей ручонки, схватившей ее кошелек».
— Очень хорошо, — прервал режиссер, одобрительно кивая.
— «Карманная воровка! — выпалил мистер Бамбергер. — Вот оно что!»
