— Ну, что? — спросила она, глядя на Друэ. — Теперь немножко лучше?
— Еще бы! Вот так и надо! Побольше жизни! Ты играла сейчас в тысячу раз лучше, чем в предыдущей сцене. Теперь дай им жару. Ты можешь. Пусть все ахнут.
— Я в самом деле играла лучше? — повторила Керри.
— Лучше? Несравненно! А что теперь?
— Сцена на балу.
— Ну, с этим ты справишься шутя! — сказал Друэ.
— Я не уверена, — отозвалась Керри.
— Полно, полно! — воскликнул Друэ. — Ты же прекрасно играла тогда — для меня! Вот иди теперь и играй так же. Держись так, будто ты в своей комнате, и если провернешь эту сцену не хуже, уверяю тебя, успех будет блестящий. Готов биться об заклад на что угодно. Ты справишься!
Друэ, как обычно, вкладывал в слова всю пылкость и все добродушие своей натуры. Он и вправду считал, что Керри особенно удается эта сцена, и хотел, чтобы она блеснула перед публикой. Этим и объяснялся его энтузиазм.
До следующего выхода Керри Друэ удалось внушить ей уверенность в своих силах. Он заставил ее поверить, что она играет хорошо. Слушая его, она снова стала проникаться жаждой успеха, и мало-помалу к ней вернулся прежний подъем.
— Я думаю, что справлюсь!
— Ну, конечно! Только не робей!
На сцене между тем артистка, игравшая роль миссис ван Дэм, жестоко клеветала на Лауру. Керри прислушивалась, и что-то в ней вдруг вспыхнуло — ноздри слегка раздулись.
— «Общество страшно мстит за нанесенные ему оскорбления, — говорил актер, игравший Рэя. — Вам приходилось слышать про сибирских волков? Когда один из стаи падает, остальные пожирают его. Сравнение не особенно приятное, но в обществе таится что-то волчье. Лаура своим маскарадом бросила вызов обществу, и общество, которое само по себе сплошной маскарад, отомстит за насмешку!»
Услышав свое сценическое имя, Керри вздрогнула. Она стала проникаться горечью ситуации. На нее нахлынули чувства, которые испытывает отверженная. Она стояла за боковой кулисой, поглощенная потоком гневных мыслей. Она не слышала ничего кругом, только кровь с шумом билась у нее в висках.
— «Вот что, милочки, надо хорошенько присматривать за нашими вещами, — мрачно произнесла миссис ван Дэм. — Они отнюдь не в безопасности, пока среди нас находится такая ловкая воровка!»
— Реплика! — произнес суфлер, стоявший рядом с Керри.
Но Керри даже не слышала его. Она двинулась вперед с уверенной грацией, рожденной вдохновением. Гордая и прекрасная, появилась она перед публикой, постепенно превращаясь, как того требовал ход действия, в застывшее, бледное, несчастное создание, тогда как группа бездушных светских людей презрительно отодвигалась от нее все дальше.
Герствуд часто замигал глазами, зараженный ее волнением. Горячая волна чувства и искренности уже докатилась до самых дальних уголков зала. Магическое действие страсти, способной затопить мир, сказывалось во всей своей силе.
Публика, которая до сих пор была не особенно внимательна, теперь с неослабевающим интересом следила за тем, что происходит на сцене.
— «Рэй! Рэй! Почему вы к ней не подходите?» — раздался возглас Пэрл.
Взоры всех были устремлены на Керри, по-прежнему гордую и презрительную. Все с напряженным вниманием следили за каждым ее движением и поворачивали головы в ту сторону, куда она переводила взгляд.
Пэрл — миссис Морган подошла к ней.
— «Поедем домой!»
— «Нет, — ответила Лаура — Керри, и впервые ее голос обрел ту проникновенность, которой недоставало ему раньше. — Оставайтесь с ним!»
Она обличающим жестом указала на своего возлюбленного, а потом произнесла с пафосом, который потрясал до глубины души своей неподдельной искренностью:
— «Он недолго будет страдать!»
Герствуд понял, что перед ним на редкость хорошая актерская игра. Это подтвердили и бурные аплодисменты публики, раздавшиеся, когда упал занавес. Управляющий баром думал теперь только о том, как прекрасна Керри. К тому же она ведь добилась успеха на таком поприще, которое было много выше сферы его деятельности. Он испытывал острое наслаждение при мысли, что она будет принадлежать ему.
— Превосходно! — воскликнул он.
Повинуясь внезапному порыву, он встал и направился к двери, которая вела за кулисы.
Когда управляющий баром вошел в уборную Керри, Друэ все еще был там. Сейчас Герствуд чувствовал, что до безумия влюблен в Керри, — он был ошеломлен глубиной и страстностью ее игры. Он жаждал расхвалить ее, выразить свой восторг влюбленного, но тут находился Друэ, чей интерес к Керри тоже быстро возрастал. Пожалуй, молодой коммивояжер был очарован еще больше Герствуда, — по крайней мере, в силу обстоятельств он мог высказать это в более бурной форме.
— Ну и ну! — не переставал он повторять. — Ты играла изумительно! То есть прямо великолепно! Я с самого начала знал, что ты справишься с ролью. Ну и славная же ты девочка!
Глаза Керри сверкали от радости.
— Ты вправду говоришь, что я хорошо играла?
— Хорошо играла?! Еще бы! Разве ты не слыхала аплодисментов?
В зрительном зале еще раздавались восторженные хлопки.
— Мне и самой казалось, что я сумела передать все так… как я это переживала.
В эту минуту и вошел Герствуд. Он инстинктивно угадал какую-то перемену в Друэ, и в груди его вспыхнула жгучая ревность, когда он увидел, что тот чуть ли не обнимает Керри. Он не мог простить себе, что сам надоумил Друэ пойти за кулисы, и уже ненавидел своего приятеля, как человека, посягавшего на его права. С великим трудом Герствуд взял себя в руки и поздравил Керри просто, как друг. Это была с его стороны огромная победа над самим собой. В глазах его даже загорелся былой лукавый огонек.
— Мне хотелось сказать вам, что вы дивно играли, миссис Друэ! — сказал он, пристально глядя на нее. — Вы доставили всем большое наслаждение.
Керри, прекрасно все понимавшая, ответила ему в тон:
— О, благодарю вас, мистер Герствуд!
— Вот и я как раз говорил ей, что, по-моему, она играла превосходно! — вставил Друэ, в восторге от сознания, что обладает таким сокровищем.
Керри весело рассмеялась.
— Это, несомненно, так, — подтвердил Герствуд, и в его взгляде Керри могла прочесть больше, чем говорили слова. — Если вы и впредь будете так играть, то заставите нас думать, что родились актрисой.
Керри только улыбнулась в ответ. Она сознавала, в каком мучительном положении находился сейчас Герствуд, ей до боли хотелось остаться с ним наедине, но она не понимала перемены в Друэ.
Герствуд был настолько угнетен, что не смог больше продолжать разговор. Ненавидя Друэ за одно его присутствие, он откланялся с достоинством Фауста и, выйдя из уборной Керри, в бешенстве стиснул зубы.
