Было одиннадцать часов, когда Керри очутилась в торговой части города, и до окончания рабочего дня оставалось уже немного времени. Она не сразу подумала об этом, подавленная суровой, изнуряющей атмосферой этих мест, воспоминаниями о злоключениях, пережитых когда-то. Она шла медленно, стараясь уверить себя, что ищет работу, но в то же время думала, что, пожалуй, и нет особой необходимости так спешить. Свободные места попадаются не очень-то часто, да она могла и обождать несколько дней. Она далеко еще не была уверена, что ей и впрямь придется стать лицом к лицу с ненавистной проблемой заботы о куске хлеба. Так или иначе, — вдруг подумала Керри, — хоть одно изменилось к лучшему: она знала, что много выиграла в смысле внешности. Ее манеры значительно изменились. Одета она была к лицу, и мужчины — которые раньше с равнодушным видом оглядывали ее из-за полированных стоек и внушительных перегородок, — теперь смотрели на нее ласково, и в глазах у них вспыхивали огоньки. Конечно, это придавало ей сознание своей силы и радовало, но не успокаивало окончательно. Впрочем, — размышляла Керри, — она ищет только того, что может достаться ей прямым и законным путем, и не примет ничего, похожего на личное одолжение. Да, ей нужен заработок, но ни один мужчина не купит ее подачками и лживыми уверениями. Она будет честно зарабатывать на жизнь.
«Магазин закрывается по субботам в час дня» — гласила надпись на одной из дверей, возле которой Керри остановилась с намерением войти и справиться о работе. Эта надпись доставила молодой женщине большое удовольствие, так как несколько оправдывала ее перед самой собой. Заметив целый ряд подобных надписей на дверях различных предприятий, Керри решила, что на этот раз нет никакого смысла продолжать поиски, так как часы показывали уже четверть первого. Она села в конку и отправилась в Линкольн-парк. Там всегда было на что посмотреть — цветы, зверюшки, маленькое озеро. Она успокаивала себя мыслью, что в понедельник встанет рано и как следует займется поисками работы. До понедельника многое еще может случиться…
Воскресный день прошел в таких же сомнениях, тревогах, надеждах и невесть каких еще, сменявших одно другое, настроениях. Каждые полчаса Керри вновь и вновь вспоминала, что нужно действовать, действовать немедленно, и эта мысль была для нее точно жгучий удар бича. Порою же, глядя вокруг, она пыталась уверить себя, что положение не так уж скверно, что так или иначе все кончится благополучно. В такие минуты она задумывалась над советом Друэ идти на сцену, и ей начинало казаться, что на этом поприще ее ждет успех. Она твердо решила на следующий день отправиться на поиски работы именно в театры.
Итак, в понедельник Керри встала рано и тщательно оделась. Она не имела ни малейшего представления о том, куда нужно обращаться, чтобы поступить на сцену, но решила, что скорей всего следует обратиться прямо в театр. Нужно войти в какой-нибудь театр, узнать, где принимает директор, и спросить насчет работы. Если свободное место есть, она, возможно, получит его, в противном случае директор, до крайней мере, скажет ей, где искать.
Керри никогда не сталкивалась с театральной средой и не имела понятия о чудачествах актерской богемы и о свободе царящих там нравов. Она знала, что мистер Гейл занимал видный пост в театре, но, будучи в дружбе с его женой, ни за что не хотела обращаться к нему с просьбой.
В то время особое одобрение публики снискала Чикагская опера, и о директоре ее, Дэвиде Гендерсоне, шла хорошая слава. Керри видела там две-три эффектных постановки, слышала и о других. Она не знала, кто такой Гендерсон, не имела понятия о том, как следует обращаться с подобной просьбой, но инстинктивно чувствовала, что у него может найтись для нее что-нибудь подходящее. Поэтому она и отправилась туда. Керри храбро вошла в подъезд, оттуда — в роскошный, раззолоченный вестибюль, где висели в рамках фотографии сцен из последних спектаклей, и уже направилась было к тихой билетной кассе, но вдруг решимость покинула ее, и она не могла заставить себя идти дальше. Известный опереточный комик служил в ту неделю приманкой для публики, и театр был так разукрашен широковещательными афишами, что Керри вдруг прониклась благоговейным ужасом, очутившись в этой атмосфере величия и блеска. Что тут может быть для нее? Она даже вздрогнула при мысли о своей дерзости, за которую ее могли просто выгнать. У нее хватило духу лишь на то, чтобы постоять и посмотреть броские фотографии. Потом она поспешила уйти. Ей казалось, что она счастливо избегла опасности, и она решила, что приходить с улицы в театр и надеяться на работу — сущее безумие.
В тот день этим маленьким испытанием и закончились ее поиски. Она еще немного побродила по улицам, оглядывая небольшие театрики, — но только снаружи, — потом постояла возле запомнившихся ей театров Мак-Викера и Большой оперы, которые пользовались тогда большим успехом, — и пошла прочь. Она сильно упала духом, ее снова стало мучить сознание величия недоступной ей жизни и ничтожность ее попыток соприкоснуться с тем, что в ее понимании было «обществом».
Вечером зашла миссис Гейл, и завязавшаяся между ними болтовня помешала Керри поразмыслить над тем, что готовила ей судьба. Но, перед тем как лечь спать, она снова очутилась во власти самых мрачных дум и предчувствий. Друэ не показывался. Ни от него, ни от Герствуда не было никаких известий. Она истратила из своего драгоценного запаса целый доллар на еду и конку. Ясно, что так долго тянуться не может, тем более что работы она никакой не нашла.
Невольно ее мысли перенеслись на Ван-Бьюрен-стрит, к сестре, которую она не видела ни разу со дня своего бегства, и к родному дому в Колумбия-сити, куда, казалось, ей уже нет возврата. Впрочем, она не собиралась искать там пристанища. О Герствуде она вспоминала беспрестанно, но мысли эти не приносили ей ничего, кроме горя. Как жестоко было с его стороны так обмануть ее!
Наступил вторник, а с ним — опять нерешительность и раздумье. После неудачи, которую она потерпела накануне, Керри не особенно торопилась снова пускаться на поиски работы. Тем не менее она горько упрекала себя в малодушии и в конце концов вышла из дому с целью еще раз заглянуть в Чикагскую оперу.
У нее едва хватило смелости войти в вестибюль театра. Все же она заставила себя подойти к кассе и спросить, где можно видеть директора?
— Директора труппы или директора театра? — переспросил франтоватый молодой кассир, которому, видно, понравилась внешность Керри.
— Я и сама не знаю, — ответила Керри, озадаченная его вопросом.
— Директора театра вы сегодня уже не увидите, — сообщил ей молодой человек. — Его нет в городе.
Заметив растерянность Керри, он добавил:
— А зачем вам директор?
— Я хотела спросить его, не найдется ли для меня какой-нибудь работы, — ответила Керри.
— В таком случае вам следует обратиться к директору труппы, — посоветовал кассир. — Но и его сейчас нет.
— Когда же он будет? — спросила Керри, несколько ободренная добытыми сведениями.
— Пожалуй, вы застанете его между одиннадцатью и двенадцатью. Иногда он бывает также и после двух.
