– А по-моему, легкомысленная откровенность вашего главного
вопроса дает мне мысль, что вы вовсе не имеете ни полномочий, ни прав, а лишь
от себя любопытствовали.
– Да вы про что, про что? – вскричал Верховенский, как бы
начиная очень тревожиться.
– А про то, что аффилиации, какие бы ни были, делаются по
крайней мере глаз на глаз, а не в незнакомом обществе двадцати человек! –
брякнул хромой. Он высказался весь, но уже слишком был раздражен. Верховенский
быстро оборотился к обществу с отлично подделанным встревоженным видом.
– Господа, считаю долгом всем объявить, что всё это глупости
и разговор наш далеко зашел. Я еще ровно никого не аффильировал, и никто про
меня не имеет права сказать, что я аффильирую, а мы просто говорили о мнениях.
Так ли? Но так или этак, а вы меня очень тревожите, – повернулся он опять к
хромому, – я никак не думал, что здесь о таких почти невинных вещах надо
говорить глаз на глаз. Или вы боитесь доноса? Неужели между нами может
заключаться теперь доносчик?
Волнение началось чрезвычайное; все заговорили.
– Господа, если бы так, – продолжал Верховенский, – то ведь
всех более компрометировал себя я, а потому предложу ответить на один вопрос,
разумеется, если захотите. Вся ваша полная воля.
– Какой вопрос? какой вопрос? – загалдели все.
– А такой вопрос, что после него станет ясно: оставаться нам
вместе или молча разобрать наши шапки и разойтись в свои стороны.
– Вопрос, вопрос?
– Если бы каждый из нас знал о замышленном политическом
убийстве, то пошел ли бы он донести, предвидя все последствия, или остался бы
дома, ожидая событий? Тут взгляды могут быть разные. Ответ на вопрос скажет
ясно – разойтись нам или оставаться вместе, и уже далеко не на один этот вечер.
Позвольте обратиться к вам первому, – обернулся он к хромому.
– Почему же ко мне первому?
– Потому что вы всё и начали. Сделайте одолжение, не
уклоняйтесь, ловкость тут не поможет. Но, впрочем, как хотите; ваша полная воля.
– Извините, но подобный вопрос даже обиден.
– Нет уж, нельзя ли поточнее.
– Агентом тайной полиции никогда не бывал-с, – скривился тот
еще более.
– Сделайте одолжение, точнее, не задерживайте.
Хромой до того озлился, что даже перестал отвечать. Молча,
злобным взглядом из-под очков в упор смотрел он на истязателя.
– Да или нет? Донесли бы или не донесли? – крикнул
Верховенский.
– Разумеется, не донесу! – крикнул вдвое сильнее хромой.
– И никто не донесет, разумеется, не донесет, – послышались
многие голоса.
– Позвольте обратиться к вам, господин майор, донесли бы вы
или не донесли? – продолжал Верховенский. – И заметьте, я нарочно к вам
обращаюсь.
– Не донесу-с.
– Ну, а если бы вы знали, что кто-нибудь хочет убить и
ограбить другого, обыкновенного смертного, ведь вы бы донесли, предуведомили?
– Конечно-с, но ведь это гражданский случай, а тут донос
политический. Агентом тайной полиции не бывал-с.
– Да и никто здесь не бывал, – послышались опять голоса. –
Напрасный вопрос. У всех один ответ. Здесь не доносчики!
– Отчего встает этот господин? – крикнула студентка.
– Это Шатов. Отчего вы встали, Шатов? – крикнула хозяйка.
Шатов встал действительно; он держал свою шапку в руке и
смотрел на Верховенского. Казалось, он хотел ему что-то сказать, но колебался.
Лицо его было бледно и злобно, но он выдержал, не проговорил ни слова и молча
пошел вон из комнаты.
– Шатов, ведь это для вас же невыгодно! – загадочно крикнул ему
вслед Верховенский.
– Зато тебе выгодно, как шпиону и подлецу! – прокричал ему в
дверях Шатов и вышел совсем.
Опять крики и восклицания.
– Вот она, проба-то! – крикнул голос.
– Пригодилась! – крикнул другой.
– Не поздно ли пригодилась-то? – заметил третий.
– Кто его приглашал? – Кто принял? – Кто таков? – Кто такой
Шатов? – Донесет или не донесет? – сыпались вопросы.
– Если бы доносчик, он бы прикинулся, а то он наплевал да и
вышел, – заметил кто-то.
– Вот и Ставрогин встает, Ставрогин тоже не отвечал на
вопрос, – крикнула студентка.
Ставрогин действительно встал, а с ним вместе с другого
конца стола поднялся и Кириллов.
– Позвольте, господин Ставрогин, – резко обратилась к нему
хозяйка, – мы все здесь ответили на вопрос, между тем как вы молча уходите?
– Я не вижу надобности отвечать на вопрос, который вас
интересует, – пробормотал Ставрогин.
– Но мы себя компрометировали, а вы нет, – закричало
несколько голосов.
– А мне какое дело, что вы себя компрометировали? –
засмеялся Ставрогин, но глаза его сверкали.
– Как какое дело? Как какое дело? – раздались восклицания.
Многие вскочили со стульев.
– Позвольте, господа, позвольте, – кричал хромой, – ведь и
господин Верховенский не отвечал на вопрос, а только его задавал.
Замечание произвело эффект поразительный. Все переглянулись.
Ставрогин громко засмеялся в глаза хромому и вышел, а за ним Кириллов.
Верховенский выбежал вслед за ними в переднюю.
– Что вы со мной делаете? – пролепетал он, схватив Ставрогина
за руку и изо всей силы стиснув ее в своей. Тот молча вырвал руку.
– Будьте сейчас у Кириллова, я приду… Мне необходимо,
необходимо!
– Мне нет необходимости, – отрезал Ставрогин.
– Ставрогин будет, – покончил Кириллов. – Ставрогин, вам
есть необходимость. Я вам там покажу.
Они вышли.
Глава восьмая
Иван-царевич
Они вышли. Петр Степанович бросился было в «заседание», чтоб
унять хаос, но, вероятно, рассудив, что не стоит возиться, оставил всё и через
две минуты уже летел по дороге вслед за ушедшими. На бегу ему припомнился
переулок, которым можно было еще ближе пройти к дому Филиппова; увязая по
колена в грязи, он пустился по переулку и в самом деле прибежал в ту самую
минуту, когда Ставрогин и Кириллов проходили в ворота.
– Вы уже здесь? – заметил Кириллов. – Это хорошо. Входите.
– Как же вы говорили, что живете один? – спросил Ставрогин,
проходя в сенях мимо наставленного и уже закипавшего самовара.
– Сейчас увидите, с кем я живу, – пробормотал Кириллов, –
входите.
