Глава третья
Законченный роман
I
Из большой залы в Скворешниках (той самой, в которой
состоялось последнее свидание Варвары Петровны и Степана Трофимовича) пожар был
как на ладони. На рассвете, часу в шестом утра, у крайнего окна справа стояла
Лиза и пристально глядела на потухавшее зарево. Она была одна в комнате. Платье
было на ней вчерашнее, праздничное, в котором она явилась на «чтении», –
светло-зеленое, пышное, всё в кружевах, но уже измятое, надетое наскоро и
небрежно. Заметив вдруг неплотно застегнутую грудь, она покраснела, торопливо
оправила платье, схватила с кресел еще вчера брошенный ею при входе красный
платок и накинула на шею. Пышные волосы в разбившихся локонах выбились из-под
платка на правое плечо. Лицо ее было усталое, озабоченное, но глаза горели
из-под нахмуренных бровей. Она вновь подошла к окну и прислонилась горячим лбом
к холодному стеклу. Отворилась дверь, и вошел Николай Всеволодович.
– Я отправил нарочного верхом, – сказал он, – через десять
минут всё узнаем, а пока люди говорят, что сгорела часть Заречья, ближе к
набережной, по правую сторону моста. Загорелось еще в двенадцатом часу; теперь
утихает.
Он не подошел к окну, а остановился сзади нее в трех шагах;
но она к нему не повернулась.
– По календарю еще час тому должно светать, а почти как
ночь, – проговорила она с досадой.
– Всё врут календари, – заметил было он с любезною усмешкой,
но, устыдившись, поспешил прибавить: – по календарю жить скучно, Лиза.
И замолчал окончательно, досадуя на новую сказанную
пошлость; Лиза криво улыбнулась.
– Вы в таком грустном настроении, что даже слов со мной не
находите. Но успокойтесь, вы сказали кстати: я всегда живу по календарю, каждый
мой шаг рассчитан по календарю. Вы удивляетесь?
Она быстро повернулась от окна и села в кресла.
– Садитесь и вы, пожалуйста. Нам недолго быть вместе, и я
хочу говорить всё, что мне угодно… Почему бы и вам не говорить всё, что вам
угодно?
Николай Всеволодович сел рядом с нею и тихо, почти боязливо
взял ее за руку.
– Что значит этот язык, Лиза? Откуда он вдруг? Что значит
«нам немного быть вместе»? Вот уже вторая фраза загадочная в полчаса, как ты
проснулась.
– Вы принимаетесь считать мои загадочные фразы? – засмеялась
она. – А помните, я вчера, входя, мертвецом отрекомендовалась? Вот это вы нашли
нужным забыть. Забыть или не приметить.
– Не помню, Лиза. Зачем мертвецом? Надо жить…
– И замолчали? У вас совсем пропало красноречие. Я прожила
мой час на свете, и довольно. Помните вы Христофора Ивановича?
– Нет, не помню, – нахмурился он.
– Христофора Ивановича, в Лозанне? Он вам ужасно надоел. Он
отворял дверь и всегда говорил: «Я на минутку», а просидит весь день. Я не хочу
походить на Христофора Ивановича и сидеть весь день.
Болезненное впечатление отразилось в лице его.
– Лиза, мне больно за этот надломанный язык. Эта гримаса вам
дорого стоит самой. К чему она? Для чего?
Глаза его загорелись.
– Лиза, – воскликнул он, – клянусь, я теперь больше люблю
тебя, чем вчера, когда ты вошла ко мне!
– Какое странное признание! Зачем тут вчера и сегодня, и обе
мерки?
– Ты не оставишь меня, – продолжал он почти с отчаянием, –
мы уедем вместе, сегодня же, так ли? Так ли?
– Ай, не жмите руку так больно! Куда нам ехать вместе
сегодня же? Куда-нибудь опять «воскресать»? Нет, уж довольно проб… да и
медленно для меня; да и неспособна я; слишком для меня высоко. Если ехать, то в
Москву, и там делать визиты и самим принимать – вот мой идеал, вы знаете; я от
вас не скрыла, еще в Швейцарии, какова я собою. Так как нам невозможно ехать в
Москву и делать визиты, потому что вы женаты, так и нечего о том говорить.
– Лиза! Что же такое было вчера?
– Было то, что было.
– Это невозможно! Это жестоко!
– Так что ж, что жестоко, и снесите, коли жестоко.
– Вы мстите мне за вчерашнюю фантазию… – пробормотал он,
злобно усмехнувшись. Лиза вспыхнула.
– Какая низкая мысль!
– Так зачем же вы дарили мне… «столько счастья»? Имею я
право узнать?
– Нет, уж обойдитесь как-нибудь без прав; не завершайте
низость вашего предположения глупостью. Вам сегодня не удается. Кстати, уж не
боитесь ли вы и светского мнения и что вас за это «столько счастья» осудят? О,
коли так, ради бога не тревожьте себя. Вы ни в чем тут не причина и никому не в
ответе. Когда я отворяла вчера вашу дверь, вы даже не знали, кто это входит.
Тут именно одна моя фантазия, как вы сейчас выразились, и более ничего. Вы
можете всем смело и победоносно смотреть в глаза.
– Твои слова, этот смех, вот уже час, насылают на меня холод
ужаса. Это «счастье», о котором ты так неистово говоришь, стоит мне… всего.
Разве я могу теперь потерять тебя? Клянусь, я любил тебя вчера меньше. Зачем же
ты у меня всё отнимаешь сегодня? Знаешь ли ты, чего она стоила мне, эта новая
надежда? Я жизнью за нее заплатил.
– Своею или чужой?
Он быстро приподнялся.
– Что это значит? – проговорил он, неподвижно смотря на нее.
– Своею или моею жизнью заплатили, вот что я хотела
спросить. Или вы совсем теперь понимать перестали? – вспыхнула Лиза. – Чего вы
так вдруг вскочили? Зачем на меня глядите с таким видом? Вы меня пугаете. Чего
вы всё боитесь? Я уж давно заметила, что вы боитесь, именно теперь, именно
сейчас… Господи, как вы бледнеете!
– Если ты что-нибудь знаешь, Лиза, то клянусь, я не знаю… и
вовсе не о том сейчас говорил, говоря, что жизнью заплатил…
– Я вас совсем не понимаю, – проговорила она, боязливо
запинаясь.
Наконец медленная, задумчивая усмешка показалась на его
губах. Он тихо сел, положил локти на колени и закрыл руками лицо.
– Дурной сон и бред… Мы говорили о двух разных вещах.
– Я совсем не знаю, о чем вы говорили… Неужели вчера вы не
знали, что я сегодня от вас уйду, знали иль нет? Не лгите, знали или нет?
– Знал… – тихо вымолвил он.
– Ну так чего же вам: знали и оставили «мгновение» за собой.
Какие же тут счеты?
– Скажи мне всю правду, – вскричал он с глубоким страданием,
– когда вчера ты отворила мою дверь, знала ты сама, что отворяешь ее на один
только час?
Она ненавистно на него поглядела:
– Правда, что самый серьезный человек может задавать самые
удивительные вопросы. И чего вы так беспокоитесь? Неужто из самолюбия, что вас
женщина первая бросила, а не вы ее? Знаете, Николай Всеволодович, я, пока у
вас, убедилась, между прочим, что вы ужасно ко мне великодушны, а я вот
этого-то и не могу у вас выносить.
